8 января 1918 г. прозвучали в послании к Конгрессу и ко всему миру вильсоновские “14 пунктов”. Мирным, но мало чем обеспеченным призывам большевиков к всеобщему миру и к отказу от вознаграждения победителям за счет поверженного агрессора — Четверного союза, “14 пунктов” Вильсона были серьезной альтернативой, поскольку содержали программу послевоенного устройства мира под эгидой Лиги наций. Последнюю надлежало создать на Парижской конференции. Программа Вильсона была рассчитана на уставшего от войны и лозунгов среднего гражданина, в том числе и турка.
В Турции сразу же обратили внимание на пункт 2-й о “свободе морей” — полной свободе судоходства, справедливо полагая, что это прежде всего относится к режиму Проливов, который должен был быть установлен на “открытых (пункт 1) мирных переговорах”. Тем более что в пункте 12-м говорилось о статусе Дарданелл, но не Босфора.
Пункты 10-й и 11-й об автономии народов Австро-Венгрии и о выведении германских войск из Румынии, Сербии и Черногории и о предоставлении Сербии выхода к морю воспринимались турками как усиление вчерашних противников, противостоять которым Турция сможет только опираясь на поддержку великих держав.
Пункт 12-й, по которому “турецкие части Османской империи, в современном ее составе, должны получить обеспеченный и прочный суверенитет”, воспринимался при этом в контексте прозвучавшего тремя днями раньше заявления Д. Ллойд Джорджа о Стамбуле и Восточной Фракии, т. е. как сохранение суверенитета Османского государства. Тем более что восстанавливалась государственность давнего, в XVII–XVIII вв., союзника Османской империи по борьбе с Россией — Польши (пункт 13), а также Бельгии (пункт 7), с которой Стамбул связывали дружественные отношения еще с момента создания Бельгии в 1831 г. Широкая популярность в османской Турции “14 пунктов" Вильсона давно и основательно освещена в турецкой историографии, причем Отмечены именно надежды на национальное возрождение в рамках "плана Вильсона". Заметим, что, по признанию современных турецких авторов (1984 г.), “14 пунктов” одобрял и сам Мустафа Кемаль, быстро шедший в гору как общенациональный лидер.
За кадром для современников, как, впрочем, и для исследователей последних лет, остались дополнения к "14 пунктам”, которые представил 21 сентября 1918 г. своему президенту государственный секретарь США Р. Лансинг. В его документе предполагалось на Парижских переговорах ограничить турецкое государство Малой Азией, т. е. все же “убрать турок из Европы”. Босфор и Дарданеллы (здесь было уточнение — оба пролива) должны были быть интернационализированы как важнейшие мировые водные пути.
Статус и режим Проливов подлежали установлению и контролю со стороны либо международной комиссии, либо одной державы, которая получила бы специальный мандат от имени держав-победительниц.
Логическим завершением этой конструкции было предложение Р. Лансинга объявить международный протекторат над Стамбулом (документ был опубликован еще в 1921 г. См. Библиографию).
Документ лег в стальную шкатулку В. Вильсона, замысловатое изделие с единственным ключом. С этим суперличным сейфом В. Вильсон не расставался еще со времен своего профессорства и ректорства (1902–1916) в Принстоне. Шкатулка вмещала в свое время столько государственных секретов и так была дорога самому Вильсону, совершив с ним первый в истории США заокеанский президентский вояж в Европу в 1918–1919 гг., что впоследствии была помещена в особый реликварий президентов США.
Там же, в стальной шкатулке президента, уютно расположился еще один документ. Это был так называемый комментарий к “14 пунктам”, принадлежавший личному представителю Вудро Вильсона в Европе и его советнику, как мы бы сейчас сказали, по национальной безопасности, полковнику Э. Хаузу. Полковник-дипломат откорректировал в октябре 1918 г. ряд весьма либеральных и рассчитанных больше на восхищенных зрителей, чем на трезвых политиков, “14 пунктов” Вильсона.
Стамбулу и Проливам (в рамках 12-го пункта) уготовано было стать, согласно “комментариям”, номинально турецкой, а фактически — оторванной от других турецких территорий подмандатной зоной. Мандат мог быть коллективным или индивидуальным. Э. Хауз твердо полагал, что США лучше справятся с управлением Стамбулом и Проливами в одиночку. Под “остальной Турцией” подразумевалась Анатолия, в отношении которой Хауз предполагал применить соревновательный принцип “открытых дверей”.
Идея американского мандата стала известна в Стамбуле через европейские и местные газеты. Она поддерживалась султаном и его окружением. Большое распространение и сочувствие получило, кроме того, внесенное американской делегацией предложение передать мандат на Проливы и Стамбул каким-либо малым странам Европы. Назывались Бельгия и Дания. Мандат США или, еще лучше, малых стран вдохновлял тех, кто надеялся на возрождение османского прошлого. Эта мысль содержится в хорошо документированных “Этюдах по турецкой военной истории”, изданных Генштабом Турции (1980 г.).
Позиция Англии и Франции в последние предпарижские недели конца 1918 г. вызывала в Турции гораздо меньше энтузиазма, несмотря на все усилия сторонников Великобритании, а их было немало. Во-первых, потому, что именно Англия приняла фактическую капитуляцию Османской империи в Мудросской бухте и оккупировала все наиболее значительные арабские, т. е. исламские территории, включая святые земли — Мекку и Медину. Во-вторых, 7 ноября 1918 г. была оглашена и стала достоянием прессы англо-французская декларация. В ней, в частности, говорилось, что цель Англии и Франции “заключается в окончательном и полном освобождении народов, так долго терпевших турецкий гнет, и в создании национальных правительств и администраций, “источником власти которых будет инициатива и свободный выбор местного населения”. От Киликии до Мекки расположились, как говорилось выше, английские гарнизоны. Зерно Мосула и нефть Ирака (а к ее запаху были очень неравнодушны на Босфоре) были потеряны.
К тому же вокруг Курдистана, считавшегося со времен Абдул Хамида II последним и самым надежным оплотом Стамбула, Англия развернула дипломатическую игру без всякой оглядки на Стамбул.
Взгляды Франции на турецкую проблему тоже были четко определены. В начале января 1919 г. в портфеле Ж. Клемансо лежал план его советника по восточным делам А. Тардье. По этому проекту “сохранение турецкого господства” должно было ограничиться только западной и центральной частями Малой Азии. Армения, Сирия, Киликия, Палестина, все арабские государства выводились из-под суверенитета Стамбула. Статус столицы османского государства, его границы и режим Босфора подлежали дополнительному обсуждению.
Очевидно, что при всех ограничениях и при том, что в мирный договор, как рекомендовал полковник Хауз, “должен был быть вписан общий кодекс гарантий, обязательный для всех держателей мандатов в Малой Азии”, и введен принцип “открытых дверей", что в совокупности могло означать только одно — новый капитуляционный режим, принципы Вудро Вильсона оставляли Стамбулу тень надежды на выживание. А тень, многозначительную и спасительную, на Востоке ценить умеют…
Парижские же портфели Англии и Франции содержали откровенно смертные приговоры османскому режиму. «В пределах нынешней Османской империи, — повторял Д. Ллойд-Джордж, — не осталось ни одного уголка, который не надо было бы переделать и перестроить с самого основания, чтобы он мог хоть в слабой степени напомнить о древней славе и великолепии “до-османского” периода». Эти идеи прозвучали тогда столь ошеломляюще громко, что их помнят и в современной Турции (1986 г.).
2. “Душеприказчики” Высокой Порты
Если строго следовать протоколам Парижской мирной конференции, то вопросы о Стамбуле, Проливах, инонациональных областях Турции были подняты только в конце января 1919 г. Однако уже на предварительных неофициальных встречах членов Антанты, которые начались вскоре после прибытия 13 декабря 1918 г. В. Вильсона в Париж, возник вопрос, кто же собственно будет “душеприказчиком” бывшего “больного человека на Босфоре”. Все были деликатны, взаимно вежливы, но настоятельно выведывали друг у друга и все вместе — у Вильсона, кто же реально возьмет на себя бремя мандата и распорядится османским наследством.
В понятие мандата глава британского Форин оффис, сменивший на этому посту Эд. Грея, А. Бальфур и премьер-министр Д. Ллойд Джордж вкладывали как введение дополнительных войск в Анатолию, чтобы “отделить турок от нетурок”, так и судьбу Стамбула и Проливов. Помимо общих функций политического и хозяйственного контроля, надлежало определить судьбу целого народа.
В. Вильсон в ожидании своего триумфа был оживлен, бодр и любезен, однако от окончательного ответа отказался, сославшись на необходимость поработать над турецким вопросом на конференции, а главное — создать Лигу Наций. В принципе он не отвергал также идею американского вмешательства на уровне десантной операции в Анатолию, причем достаточно широкомасштабной.
После Рождества, буквально в канун нового, 1919 г., премьер-министр Греции К. Венизелос пополнил стальную шкатулку президента очередным документом. Еще 15–16 декабря В. Вильсон попросил, а Венизелос не смог ему отказать — обобщить все территориальные притязания Греции к Турции. В меморандуме Венизелоса Западная Анатолия должна была войти в новую Грецию. Стамбул (364 тыс. греков и 0,5 млн турок), по мнению Венизелоса, следовало бы передать Греции, которая в свою очередь гарантировала бы интернационализацию Проливов. Новую мощную Грецию устроило бы, по мнению Венизелоса (как вариант), установление протектората грядущей Лиги Наций над Стамбулом и зоной Проливов. Фактически эта зона была бы окружена греческой территорией, а Измир (Смирна) “стал бы вольным городом-портом”. Греческий премьер не забыл и Восточную Анатолию, где он предложил создать нечто вроде армянско-греческого государства под мандатом Линг Наций. Весьма “милое, мирное государство”, которое должно было начать свою жизнь с двух вещей. Поднять флаг и депортировать турок. Забывали только одно — куда? Страшная это зараза в политике — идея переселения народов. Вы не находите, уважаемый читатель?..
Шкатулка захлопнулась и поглотила проект. Он показался американской делегации чрезмерным, поскольку не совпадал с расчетами самого В. Вильсона.
Венизелос учел недовольство президента и в продолжение двухдневных речей (3 и 4 февраля 1919 г.) уже в ходе официальных заседаний конференции поддерживал только мандат Лиги Наций на Стамбул, подчеркнув, что Греция, несмотря на 360-тысячное греческое население, “не выдвигает никаких претензий на Константинополь”.
При этом он продемонстрировал приличное знание мусульманского богословия и очень неважное — этнографии и статистики Малой Азии. Он призвал державы удалить османского сулатана-халифа в глушь, в Брусу или в Конию (Конью). “…Пока султан будет оставаться в Стамбуле, — говорил он, — даже без титула халифа [неужели Венизелос всерьез думал, что Парижская конференция займется исправлением исламских постулатов и отрешит от должности главу мусульманского мира? — В.Ш.] у него сохранится значительный престиж, который позволит ему влиять на мусульман всего мира и причинять беспокойство всем великим державам, включая Францию и Англию”.
Вот это было уже серьезно — еще султан Селим III в конце XVIII в. поддерживал мусульман Индии в борьбе с британскими колонизаторами. Оставалось увлечь В. Вильсона. Ему Венизелос предназначал пространное и восторженное цитирование “14 пунктов” с упором на пункт 12-й. Согласно трактовке Венизелосом этого пункта, Стамбул как “не чисто турецкий город, где мусульман меньшинство" (турок “всего” 449 тыс. из 1 млн 173 тыс. общего населения), не может быть включен в Османскую империю. “Для безопасности всего грядущего мира в Азии, — говорил Венизелос, — должно быть образовано только маленькое турецкое государство с собственной столицей”. У слушателей возникал опять вопрос — где? Но тут Венизелос умолкал. И мы тоже.
Казалось, учтено было и мнение Д. Ллойд Джорджа, что “турок является чумой й проклятием тех мест, где раскинул свою палатку”, и любимая погремушка Вильсона из 14-ти пунктов.
Однако претензии Венизелоса на Смирну (и это — кроме Фракии) показались Вильсону чрезмерными; о судьбе Стамбула и Босфора в греческой трактовке, президент, выступая, вообще промолчал. Когда же Венизелос вновь взял слово и уточнил, что в интернационализируемую зону Проливов должны войти Скутари (Ускюдар), “отданный” Англии еще в 1915 г., и весь Большой Стамбул, а также округа — санджаки вдоль Босфора и Дарданелл и даже часть Брусского санджака, т. е. территории, которые “присмотрела” для себя Франция, западные державы дружно похоронили предложения греческого премьера в комитете экспертов. Причем в напутственной резолюции Совета десяти о Стамбуле не было ни звука.
Англия и Франция уже занимали своими войсками наиболее перспективные для них области распавшейся империи. Стамбул и Армению они решили отдать под мандат США, в основном были согласованы размежевания в Африке и на Арабском Востоке. Не прошло и месяца, как на исходе февраля 1919 г. судьба османского наследства, казалось, была решена европейскими и американскими душеприказчиками “больного человека на Босфоре”. Однако на частных или полуофициальных встречах вновь и вновь проходили дискуссии по поводу того или иного “предмета” из этого наследства.
26 февраля 1919 г. на заседаний Совета десяти был заслушан лидер армянских дашнаков Аветис Агаронян с требованием к державам обеспечить создание “Армянской демократической республики” с выходом к Черному морю и с включением в ее состав некоторых турецких анатолийских земель. Это вызвало оживление у слушавших его учредителей нового порядка.
Эмир Фейсал из Аравии, еще не Саудовской, но вполне проанглийской, требовал примерно того же — исключительно широкого территориально арабского государства к югу от линии Диарбакир — Александретта. Его слушали — не так внимательно. Державы решили судьбу больших арабских вилайетов как оторванных от остающейся османско-турецкой части, и, кроме того, арабы были слишком далеко от Красной России, а армяне… Было над чем поразмыслить антантовским стратегам.