Деликатный вопрос о турецких поисках мира в 1915–1916 гг. может быть всесторонне освещен лишь после Того, как откроются национальные архивы Турции. Однако сейчас можно с достоверностью утверждать, что из стран Центрального договора именно Османская империя первой начала зондаж в отношении выхода из войны. Форма этого выхода — секретное Перемирие с одним или несколькими участниками Антанты, сепаратный мир либо иной способ решения проблемы представлялись Стамбулу делом техники. Главным было — выбрать среди стран Антанты партнера для первых контактов и овладеть инициативой в ключевых для Антанты вопросах. Таковыми, как писал турецкий историк И. Сиври (1981), были Проливы и армянский вопрос, шире — судьба обширной территории в восточной части Малой Азии и рассеянного по всей империи от зоны Проливов до Кавказского хребта армянского населения.
Взаимосвязь этих проблем в политических комбинациях триумвирата и его противников, равно как и первый случай геноцида в международной политике новейшего времени заставляет нас коснуться этой проблемы, в целом выходящей за рамки проблематики нашего исследования. Впрочем, так ли далеко, если трагическую участь 1,5 млн западных армян могли разделить, а отчасти и разделили более 600 тыс. греков Черноморского побережья и берегов Проливов. Триумвират не знал пощады и к единоверцам — более миллиона мусульман из Восточной Анатолии было, как говорилось выше, депортировано в те же кровавые 1915–1916 гг., среди них масса переселенцев из Европейской Турции.
Война дала основание турецкому правительству считать расторгнутыми соглашения с Россией от 26 января 1914 г. о реформах в Турецкой Армении, но проблема оставалась и приобрела новые аспекты. Царь Николай II в ноябре 1914 г. во время поездки в Закавказье громогласно объявил в Тифлисе о намерении предоставить всему краю “после победы над общим врагом” либеральные реформы и автономию по типу Финляндии и Польши. В 1915 г. наместником на Кавказе стал великий князь Николай Николаевич Романов, умница и труженик, хороший организатор и тонкий политик, поощрявший создание местных добровольческих дружин самообороны. Особенно активно и слаженно формировались дружины в “русской” Армении, среди них немало было эмигрантов из Турции. Турецкие и немецкие эмиссары по-существу не нашли поддержки среди азербайджанского мусульманского и грузинского населения, тогда как в дружинах русского великого князя недостатка в добровольцах не было.
Необходимость привлечь население Закавказья и Восточной Анатолии на свою сторону заставила младотурок выдвинуть некоторые предложения по национально-территориальному урегулированию в этом районе. Они могли рассматриваться в общем контексте мирных поисков иттихадистов.
В конце 1914 — начале 1915 гг. в Стамбуле между германским посольством и младотурецким Комитетом дискутировался вопрос о создании на Кавказе трех государственных образований:
грузинский конституционной монархии;
армяно-татарского Кантона;
федерации горских народов.
В переговорах принимали активное участие Комитет независимости из числа грузин, в разное время эмигрировавших из России, а так же из представителей османских подданных грузин-мусульман Лазпстана (Восточная Анатолия). С помощью немецкого командования и на средства Германии в составе турецкой армии был создан “грузинский легион” для борьбы за отделение Кавказа от России. Ни по численности, ни по уровню поддержки среди местного населения Закавказья “легион” (всего 400–500 человек) не мог сравниться с национальными формированиями в составе русского Кавказского корпуса. Легион раздирали противоречия, он был малобоеспособен и уже вскоре после своего создания представлял скорее угрозу турецким тылам, чем поддержку. Большая его часть была переброшена в Европейскую Турцию.
Однако порожденные войной идеи государственного возрождения в Восточной Анатолии и в Закавказье под общим турецким суверенитетом остались и, как увидим позднее, сыграли негативную роль. Пока же было ясно, что турки выпустили на волю джина.
Еще большую опасность Энвер-паша, Талаат-паша и их окружение видели в армянском населении Восточной Анатолии, что документально зафиксировано в материалах судебного процесса по делу Талаат-паши в послевоенном Берлине. (Протоколы опубликованы в Берлине в 1921 г.)
Мало кому сейчас известно, что армянские части в составе турецко-германских войск показали высокие боевые качества в сражениях на Галлиполийском полуострове при разгроме дарданелльского десанта Антанты, а также в Месопотамии, сражаясь против войск Антанты. Они выполняли решение своей партии Дашнакцутюн, гласившее: “каждый армянин обязан выполнить свой долг османского подданного; следовательно, мы [армяне — В.Ш.] имеем право на то, чтобы турецкое правительство признало наше прямодушие и искренность. Мы готовы защитить целостность Османской империи и нашу родину”[17].
Руководство Дашнакцутюн уведомило в начале войны лично Талаат-пашу как министра внутренних дел и члена триумвирата об изложенной выше позиции партии и заверило Талаат-пашу в своей лояльности к властям. Речь шла, однако, об армянах в Западной Армении, находившейся под турецкой властью. Население в восточной части Армении оставалось законопослушным русским властям, но, что вполне естественно, питало надежду на полное освобождение своей родины.
В младотурецком Комитете обращали внимание не столько на лояльное поведение мобилизованных в армию армян (их высокая боеспособность на Галлиполи скорее напугала Энвера и Талаата), сколько на недвусмысленное заявление армянской газеты “Азатамарт”, издававшейся в Стамбуле в качестве печатного органа партии Дашнакцутюн: "Мы против захвата чужеземцами населенных армянами областей. Армянский народ — не предмет купли и продажи и не объект корыстолюбивых интересов для чужого государства. Армянский солдат должен воевать на всех фронтах, которые враг попробует перейти”. Армяне готовы были защищать земли, уже предназначенные младотурками к большому размену. Однако во имя спасения Османской империи и сохранения за собой Проливов, Европейской Турции, Малой Азии и по крайней мере части арабских земель, триумвират, по признанию Энвер-паши, был готов осуществить кайзеровскую идею — “оставить Армению без армян”.
Через два дня после начала высадки галлиполийского десанта, т. е. 15 апреля 1915 г. Энвер-паша и Талаат-паша направили властям Восточной Анатолии секретный приказ о всеобщей депортации армян как потенциальных сообщников врага в пустынные области Северной Месопотамии. Как подчеркнул Талаат-паша, надлежало “покончить со всеми армянами и всячески стараться уничтожить само название “Армения” в Турции”.
Гибель целого народа в Западной Армении не изменила ни военного, ни политического хода событий. Однако дьявольский план триумвирата, по которому местное мусульманское население от Трабзона до Мосула было обязано помогать властям следить за пешими колоннами женщин, стариков и детей (мужчин-армян отделили и депортировали либо ликвидировали), все же осуществился. В тех местностях, по которым прошли и где погибли эти 1,5 млн несчастных, пожалуй, не было турецкой или курдской семьи, где не появилось бы колечко или платок, или другая вещица обреченных на голодную смерть людей, а то и рабыня или раб-ребенок из числа депортируемых армян. Триумвират сделал сообщников преступления из своих подданных, не пожелавших добровольно подняться на джихад. Теперь появление войск любого члена Антанты в Восточной Анатолии от Эрзерума до Киликии должно было рассматриваться местным населением как месть со стороны христиан всем мусульманам. Соответствующую реакцию можно предполагать.
Вероятно, первыми подобный вариант развития событий оценили германские советники в Стамбуле. Германия заняла позицию умолчания, считая массовые убийства мирного и в целом лояльного населения сугубо внутренним делом союзного государства. На цинизм Берлина и фактическую беспомощность Антанты перед лицом этого массового террора обратил внимание всей Европы еще сэр Арнольд Тойнби (1916 г.). Он же предупреждал о возможности рецидива геноцида в отношении населения Европейской Турции.
Расселение оставшихся в живых армян в областях Месопотамии, населенных арабами и являвшихся объектом английского продвижения, должно было дополнительно осложнить ситуацию для Антанты. По замыслам Стамбула, утратив надежду на помощь России и оказавшись среди арабов, враждебных и армянам, и самим туркам, новые поселенцы сыграли бы роль живого щита либо послужили бы яблоком раздора среди членов Антанты. Эта был воистину дьявольский план и Бог покарал его инициаторов. Однако отдельные части плана реализовались. Угли тлеют.
Деморализованное террором христианское население Турции затихло. Мусульманское — давало по 90 тыс. новобранцев на каждый набор и было обескровлено. Сепаратный мир с одним из членов Антанты дал бы возможность триумвирату решить в свою пользу и проблему Проливов, притом исключить возврат к вопросу о реформах в Турецкой Армении или в любой другой части империи.
Поиски мира осуществлялись независимо друг от друга двумя соперничавшими группировками. Одна из них, проэнверовская, официальная и правительственная действовала по европейским каналам — в расчете прежде всего на Париж и Лондон.
Оппозиционная, антимладотурецкая группировка представляла интересы компрадорской и той части национальной турецкой буржуазии, которая была связана деловыми узами не только с Англией и Францией, но и с Россией. Большинство в этой группировке составляли те, кого русские дипломатические документы называли “старотурки”. Они объединились в запрещенную, но тайно действующую в Турции и в Европе партию “Хюрриет ве итиляф” (“Свобода и гражданское согласие”). Негласную поддержку этой группировке оказывали “на всякий случай’’ Талаат-паша (за спиной Энвера) и председатель парламента Халиль-бей, отвечавший за издание влиятельного младотурецкого органа печати “Танин”. Проливы и территориальные размены с балканскими соседями были общим местом у обеих группировок в их соперничестве за переговоры с Антантой.
Однако были и разночтения, на которых кратко остановимся, чтобы полнее охарактеризовать внешнеполитическую деятельность Турции как члена Центрального договора.
Активные поиски сепаратного мира велись как на правительственном уровне, так и по неформальным каналам оппозиции, но влияние на позиции европейских кабинетов со стороны “Хюрриет ве итиляф" оказалось значительным. Дело, видимо, в решительности оппозиционеров и в том, что Антанта весьма рассчитывала на скорое свержение энверовского режима. Итак, какие же шаги предпринимали эмиссары правительства?
По сообщениям посла Австро-Венгрии в Стамбуле Паллавичини, в начале марта 1915 г. в турецкой столице в окружении Энвер-паши пришли к выводу, что “война достигла своей высшей точки, так как на очереди стоит Восточный вопрос”. Энвер-паша затребовал мнения членов правительства, по традиции еще называвшегося Портой. Великий везир Саид Халим-паша видел выход в оккупации Сербии и в серьезном военном и дипломатическом давлении на Румынию. Тем самым, как считал великий везир, и Болгария, и Греция оказались бы “под угрозой удара”. Во всяком случае — и это для великого везира было главным — можно было помешать малым балканским государствам вмешаться в решение Восточного вопроса. Нейтрализовав соседей в Юго-Восточной Европе, в отношении которых после Балканских войн он питал неискоренимый страх, великий везир считал, что можно было приступать к мирному зондажу среди стран Антанты. Реакция Энвер-паши на эти идеи неизвестна. Он старательно уходил в тень при документальной выработке курса на сепаратные соглашения, но постоянно требовал предусмотреть меры (и в этом были с ним вполне согласны Талаат-паша и Джемаль-паша) по нейтрализации военно-морского флота Греции.
Особое опасение триумвирата вызывала перспектива выступления Греции на стороне Антанты в начале 1915 г. В связи с этим Халиль-бей как председатель парламента в конце февраля 1915 г. посетил Болгарию, чтобы не допустить даже в перспективе совместного болгаро-греческого демарша против Турции. Вознаграждением для Софии должен был служить о. Родосто и “какая-то часть Восточной Фракии”. Вслед за Софией Халиль-бей посетил Берлин и Вену, где заручился заверением своих союзников в том, что они удержат Болгарию от выступления вместе с Грецией. В этих поездках вопросы сепаратного мира, насколько можно проследить по документам и по турецкой литературе, открыто не ставились. Однако тщательно изучались положение на фронтах в Западной Европе и персоналии — дипломаты и офицеры в русских и французских миссиях в нейтральных странах.
Баланс сил в правительстве был сложным. Военный министр Энвер-паша, реальный глава триумвирата, был откровенным германофилом. Министр флота Талаат-паша был более склонен к умеренности. Он не доверял Энвер-паше, тщательно следил за ним и был негласным свидетелем нескольких заговоров против него. В то же время Талаат-паша был тесно связан со “старотурками”. Будучи членом правительства, Талаат-паша тайно был близок к взглядам оппозиции.
Джемаль-паша по-прежнему придерживался узкой профранцузской ориентации, но реальных выходов на Париж в это время не имел.
Наиболее приемлемой фигурой в глазах Европы оказался министр финансов Джавид-бей, державшийся независимо благодаря многочисленным связям с банкирами Запада. К нему стекалась информация по каналам наиболее закрытым — финансовым. Не позже начала марта 1915 г. именно Джавид-бей через нейтральных финансистов из Европы, с которыми он и после начала войны поддерживал контакты вне зависимости от того, к какой из противоборствовавших групп великих держав они формально принадлежали, добился приглашения от имени Т. Делькассе встретиться с представителями французских кругов, заинтересованных в мире.
Встреча состоялась в середине марта 1915 г. в Женеве и Лозанне. В ней приняли участие, однако, не представители французского МИД, как ожидал Джавид-бей, а председатель сената Франции, два сенатора и главный редактор “Le Petit Parisien”. “Парламентский уровень” встречи с Джавид-беем поддержал член военной и морской миссий палаты депутатов Франции Ж. Буссно. Встречи проходили в два тура, в марте и в мае 1915 г. На второй тур был приглашен также начальник отдела Военного министерства Османской империи Ферид-паша[18].
Итога контактов, обставленных с подобающей сепаратным переговорам деликатной таинственностью, были для Стамбула откровенно разочаровывающими. Джавид-бей надеялся и просил о встрече с ответственным сотрудником МИД Франции, а на встречу пришли всего лишь люди, заявившие о себе как о противниках “шовинистического курса Делькассе” и представителях “благоразумных кругов Франции”.
[17] Цит. по книге современного армянского историка Мэри Кочар (1988).
[18] С.Д. Сазонов знал в общих чертах об этих вопросах, но тщетно пытался узнать состав участников. (См.: С.Д. Сазонов — А.П. Извольскому 8(21) мая. 1913. //Сб. документов Константинополь и Проливы. М… 1923. T. П. С 316.) Русский посол в Париже не только не знал этого, но и саму встречу считал выдумкой. (Там же. С 316.) Военная разведка в Париже тоже “прохлопала" эту встречу, как и поездку финансиста в целом.