Энвер-паша не раз говорил, что война заставит пересмотреть многие границы на Западе и на Востоке, и для Турции важно не упустить своего часа. Поэтому Ирану предлагалось в счет “дружбы и военного союза” уступить в пользу Турции спорную часть Урмийского округа, договориться совместно “умиротворять курдов", живших по обе стороны турецко-иранской границы, а в будущем, при заключении мира (естественно, победоносного для Центральных держав), иметь “свой голос”, т. е., надо понимать, в пользу Турции, при восстановлении “османских пределов” в Европейской Турции. Пока же — в 1914 г. Иран должен был добиться вывода со своей территории русских войск, находившихся там по согласованию с Тегераном. Дипломаты Стамбула недвусмысленно заявляли Тегерану, что в противном случае его участие в послевоенном переустройстве мира вряд ли состоится, а сейчас “уважение иранского нейтралитета” будет для Турции невозможно.
Триумвирату младотурок нельзя отказать в умении масштабно мыслить. Примечательно и то, что нестабильность в отношениях с европейскими партнерами по военному блоку и очевидная неуверенность относительно места и роли своей страны в будущем европейском мире иттихадисты пытались скорректировать определенным противовесом союза на Среднем Востоке. Однако реального развития ни один из этих планов не получил. Союз с Ираном не состоялся. Тегеран не выступил против России. Курдское движение развивалось по внутренней логике, а не по турецкому сценарию. Восточно-анатолийского противовеса балканскому грузу Стамбул создать не смог.
Более того. Со второй половины декабря 1914 г. русские войска начали постепенно вытеснять турок из Южной Аджарии. В качестве решительной меры 19 декабря 1914 г. — 10 января 1915 г. по инициативе и под командованием Энвер-паши осуществлялось наступление в направлении Сарыкамыша, Карса и Александрополя с конечной целью занять Батум и разгромить русскую Кавказскую армию. Сарыкамышская операция кончилась полным разгромом Третьей армии. По оценке Лимана фон Сандерса, ее потери достигли 78 тыс. человек из 90 тыс. участников боев, а к весне потери только от болезней превысили еще 17 тыс. человек. Одна из самых боеспособных армий практически перестала существовать. Когда позднее, в конце 1915–1916 гг. потребовалась помощь болгарскому союзнику, в Софии в первую очередь вспомнили об ударных частях Третьей армии, но к тому времени ее практически не существовало. Сарыкамышская катастрофа отозвалась и на европейском участке боев — Дарданелльском.
Идея мощной демонстрации военно-морского могущества Антанты в Проливах принадлежала Первому лорду Адмиралтейства Великобритании У. Черчиллю. Босфор был в зоне военных действий русского Черноморского флота, и всесторонне просматривались политические и военные аспекты русской экспедиции на Босфор. Черчилль предложил морской десант в Дарданеллы, что должно было либо парализовать, либо приостановить турецкое наступление на Суэце. Не исключалось, что антимладотурецкие силы воспользуются ситуацией и свергнут триумвират. Просматривалась перспектива соединения сил Антанты на берегах Проливов и поход через Месопотамию и Кавказ. Лишенная жизненных артерий Османская империя вышла бы из игры, Болгария неизбежно была бы вовлечена в “Сердечное согласие”, ослабло бы давление Центральных держав на Сербию и Черногорию.
Принципиальное в самой общей форме решение Высшего военного совета Великобритании об операции в Проливах было принято в начале января 1915 г., когда европейскую прессу еще наводняли сообщения турецких и германских корреспондентов о турецких победах над русскими войсками на Кавказе.
Сарыкамышский разгром Третьей турецкой армии создал благоприятный для союзников стран Антанты военно-политический фон для боевых действий в зоне Проливов. 25 февраля 1915 г. Дарданеллы были подвергнуты мощной бомбардировке англо-французской эскадрой. Существенного значения она не имела, поскольку турецкое командование получило через агентуру сведения о предстоящей операции. Пятая армия (до 60 тыс. чел.) под командованием Лимана фон Сандерса, в состав которой были включены наиболее боеспособные части Первой и Второй (Фракийской) армий, была сосредоточена на обороне Дарданелл. Предпринималась попытка перебросить в Западную Анатолию часть войск Третьей армии, но они оказались настолько измотаны боями на Кавказе и деморализованы, что Энвер-паша отказался от своего первоначального плана нанести в Дарданеллах сокрушительное поражение Антанте. Техническая обеспеченность войск на Галлиполийском полуострове, а главное — воинский дух в войсках, единодушно отмечали турецкие авторы, были как нигде высоки. Однако все это позволило вести только, оборонительные бои.
Первая попытка англичан прорваться с боем в Дарданеллы 18 марта 1915 г. была отбита точным огнем турецких береговых батарей. Только к исходу апреля 1915 г. ценой больших потерь англичане захватили плацдарм на европейском, а французы — на азиатском берету Дарданелл. Тяжелые позиционные бои развернулись с июня и продолжались до конца декабря 1915 г. Создание “болгарского коридора”, по которому были доставлены из Германии и Австро-Венгрии новая военная техника, боеприпасы, а главное, постепенное, но неуклонное накопление турецкой стороной сил для решающих действий против англо-французского десанта решили судьбу операции. В ночь на 9 января 1915 г. союзники покинули турецкие берега. Потери турецкой армии по официальным данным составили 101 тыс. только убитыми, общие потери превысили четверть миллиона из 300-тысячной армейской группы в зоне Проливов.
Это была одна из самых кровопролитных боевых операций в новой истории Османской империи. Значение ее невелико для истории первой мировой войны, но она занимает важное место в национальной истории Турции. Здесь формировался костяк будущей национальной армии республиканской Турции. В боях под местечком Анафарты стойко оборонялся XVI армейский корпус под командованием полковника Мустафы Кемаль-бея, ставшего лидером турецкой революции под именем Ататюрка.
Отличительными особенностями военных действий на Кавказском фронте были отсутствие непрерывной линии фронта как следствие англо-русских тактических разногласий, а не турецких побед, и длительные промежутки полного или частичного затишья, перемежавшегося несколькими столкновениями крупных сил с обеих сторон. Опосредованно, через дипломатию они, естественно, оказывали влияние на положение дел (расстановку сил, сроки боевых операций и т. д.) на европейском театре военных действий, но весьма относительно. Прежде чем рассмотреть наиболее значимые операции в Европе, сделаем несколько общих замечаний.
Уже с осени 1914 года стремительно нарастал развал Османской империи. Он происходил именно изнутри, а не под ударами внешнего противника, и проявлялся в значительной обособленности, скорее — разобщенности действий отдельных армий и армейских группировок. Как правило, каждая из них руководствовалась не столько общими указаниями Стамбула, сколько конкретной ситуацией. Исключительно велика была роль личности командующего, степень его подготовленности, популярность в войсках и среди местного турецкого (и нетурецкого) населения, амбициозность и личные связи с политическими и военными деятелями на Западе. В этой обстановке сформировался будущий национальный лидер Мустафа Кемаль-паша (Ататюрк); вокруг него сложилось ядро сподвижников по национально-буржуазной революции: Мустафа Исмет-паша (Инёню), Каваклы Мустафа Февзи-паша (Чакмак), Кязым-паша (Карабекир) и другие. Большинство из них прошло сражения в Европе в зоне Проливов.
Современники — военные наблюдатели отмечали, что среди турецкого офицерства отправка на фронты в Европу: Галицию, Добруджу, Валахию, Македонию — вызывала крайнее недовольство. Иное дело — действия в пределах Проливов, Европейской Турции, которые воспринимались как османские земли, отчизна. Эти чувства владели душами мобилизуемых турецких крестьян и жителей Западной Анатолии. Они первыми, благодаря близости к столице, попали под знамена младотурок. Энвер-паша и его германские советники как будто задались целью поставить под ружье всю Турцию. По мере того, как в мировую войну втягивались балканские страны, в Турции призывались все новые контингенты из все более отдаленных районов и увеличивался возрастной ценз призывников (в феврале 1916 г. — до 50 лет).
Во многом это определялось балканским союзом, или, точнее, аморфным военным союзом абсолютно непримиримых партнеров. Дело в том, что в течение 1914–1915 гг. Болгария сохраняла нейтралитет. Галлиполийское сражение и победа турок задержали выступление Болгарии, и болгаро-турецкий участок границы прикрывался незначительными турецкими силами, поскольку Стамбул, несмотря на обычную настороженность в отношении позиции Софии, доверился разведывательной информации (осень 1914 г.) о том, что Болгария по крайней мере в течение года не выступит против Турции. Это обстоятельство учитывалось сераскератом (военным министерством), принимавшим решения об активных наступательных действиях против России на Кавказе, Франции и Англии — на Суэце и в Дарданеллах в конце 1914–1915 гг.
14 октября 1915 г. Болгария вошла в состав государств Центрального договора. 15 октября началась болгаро-сербская война. Через четыре дня вся Антанта оказалась в состоянии войны с Болгарией. Турция получила своеобразный “болгарский коридор” для прямых связей с германским союзником. Впрочем, это обстоятельство — обретение воюющего союзника и болгаросербская война — в большей степени настораживало, чем воодушевляло турецкое командование. В приграничные с Болгарией районы были выдвинуты снятые с других фронтов подразделения регулярной армии и подтянуты отряды курдской конницы.
“Болгарский коридор” превратил, наконец, в реальность многомесячные обещания Берлина направить в Стамбул по крайней мере 30 млн фр. золотом из 100 млн фр. военного займа. Кроме того, через Болгарию были доставлены в Турцию и укрепили силы береговой обороны две германские подводные лодки. Это было весьма существенно для Порты, так как при равенстве дивизионов крейсеров России и Турции по огневой мощи Россия обладала преимуществом в семь миноносцев. В обратную сторону — в Германию через болгарский коридор шли поставки продовольствия и сельскохозяйственного сырья. Оппозиционные турецкие издания поместили карикатуру: упитанный немец в форме отнимает у тощего оборванного кёйлю-крестьянина кусок лепешки и говорит: как не стыдно объедать союзника.
Болгарский союзник мог, по мнению младотурецкого триумвирата, сыграть весьма важную для Стамбула роль при послевоенных (или даже до окончания войны) переделах карты Юго-Восточной Европы.
В Софию неоднократно наведывался личный представитель Энвер-паши, офицер из его ближайшего окружения Фетхи-бей. “Болгар и турок сближает нескрываемое чувство мести к своим балканским соседям, — сообщал русский военный наблюдатель из Стамбула. — Турция договаривается заполучить свою [так в тексте шифровки — В.Ш.] Фракию. Болгария хочет получить от Греции Македонию, а так же Драму, Серрес и Кавалу”.
Непосредственное военное сотрудничество Софии и Стамбула было незначительным. По русским агентурным данным, когда к октябрю 1915 г. на Босфоре сложилась опасная для турок ситуация — оголились из-за переброски войск в Дарданеллы несколько участков береговой обороны, — в Стамбул прибыли два болгарских батальона. Под командованием немецких офицеров они заняли боевые позиции на Босфоре. В очередном донесении из Стамбуле говорилось: “Болгары подавлены такой честью, боятся шевельнуться, подумывают о сдаче в плен”.
В помощь болгарскому союзнику сераскерат в середине октября 1915 г. направил в Демотику три дивизии из Смирны и еще до 70 тыс. из числа запасных второй категории, т. е. в возрасте 40–50 лет. Эти части, наоборот, “были воодушевлены и горделиво повторяли — еще восстанет империя Османа”.
После выхода из состава участников Тройственного Союза и вступления в Антанту Италии, объявившей 21 августа 1915 г. войну Турции, Стамбул начал срочно рассматривать новую стратегическую задачу — оборону не только Фракии и Проливов, но всего турецкого средиземноморского побережья. Болгаро-сербская война подстегнула принятие двух взаимосвязанных решений. Вновь образованная Пятая турецкая армия выдвинулась, да так и осталась до конца войны прикрывать участок болгаро-турецкой границы от устья р. Марицы до г. Ананьи (Алайе). В ней числилось около 60 тыс. человек, переведенных преимущественно из состава потрепанных на Кавказе и в Месопотамии войск (из двухмиллионного списочного состава Действующей армии Османской Турции на конец 1915 г.).
Второе решение было связано с намерением правительства максимально вовлечь в Действующую армию переселенцев из районов Европейской Турции, близких к зоне боевых действий, а так же босняков, болгар-мусульман и выходцев из Добруджи, Македонии, в первую очередь мусульман. Их набирали в армию под предлогом “священной войны" за возрождение османского могущества и возвращение утраченных территорий. Отдельные полки и даже целая дивизия были сформированы из мусульман, сражавшихся в армиях Антанты и попавших в плен к союзным Стамбулу державам. Впрочем, выходцы из бывших европейских владений Порты неохотно шли в армию. Исламские призывы на них явно не действовали, отблески османской славы отнюдь не согревали, и они, по крайней мере многие, предпочитали уйти подальше от театра военных действий — через всю Малую Азию, на восток и юго-восток Анатолии. Поток турецких и вообще мусульманских переселенцев из районов военных действий на европейском театре сталкивался со встречным потоком беженцев.
После взятия русскими войсками Вана (май 1915 г.) младотурецкое руководство приняло закон о депортации населения из районов, которые могли оказаться в зоне боевых действий. Закон был нацелен прежде всего против армян (см. ниже)[16]. Закон этот тяжело отозвался и на положении местного турецкого населения, обострил национальные и социальные конфликты. Переселенцы же из Европы оказались и жертвами, и палачами одновременно. Они потеряли все на родине, в Европейской Турции. Здесь, в Анатолии, они пополняли ряды насильников и гонителей армян; лишь отчасти они шли в армию, отнюдь не прибавляя стойкости имевшимся формированиям. Геноцид армян и террор ужаснули мир и подорвали и без того крайне непрочные позиции младотурок.
Присоединение к Антанте Греции и объявление войны младотурецкому режиму в июле — августе 1917 г. повлекло за собой распространение закона о депортациях на греческое население Малой Азии, несмотря на то, что Греция фактически воздерживалось от активных боевых действий против Турции. Террор и насилие ширились, как пламя пожара в деревянном доме. В домах греков расселялись беженцы из балканской Турции, треки бежали, погибали, затаивались… Мира и согласия такая тактика стамбульского руководства не принесла ни для азиатского, ни для территориально быстро уменьшавшегося европейского региона империи.
Стены "дома Османа” начали гореть тогда, когда младотурецкое руководство приняло самоубийственное решение вступить в войну. Каждый новый военно-политический акт этой трагедии подвигал народы империи к новым лишениям, страну — к развалу.
Лидеры младотурок, люди отнюдь не лишенные здравого смысла (по крайней мере, часть Комитета) понимали, что надо искать выход из назревающей катастрофы. Однако делалось это крайне непоследовательно, часто — неуклюже.
Дарданелльская (Галлиполийская) экспедиция англофранцузских войск, их бесславная эвакуация стимулировали среди прочих два обстоятельства, имевшие непосредственное значение для предмета нашего изложения. Во-первых, в Стамбуле окрепла уверенность в возможности нанести Антанте поражение или чувствительный удар путем укрепления балканского фронта в первою очередь за счет турецко-болгарского сближения и угрозы Греции и Румынии. Это обстоятельство отмечал, опираясь на донесения от балканских информаторов, еще руководитель российского МИД С.Д. Сазонов в своих “Воспоминаниях” (Париж. 1927).
Во-вторых, Проливы, формально будучи в зоне боевых действий лишь с апреля 1915 г., оказались в эпицентре дипломатического внимания Центральных держав и Антанты еще с ноября 1914 г. Турция и Германия после разрыва Порты с Россией продолжали совершенствовать и возводить укрепления в зоне Проливов, начатые еще в период Балканских войн. Укреплялись старые и возводились под руководством германских специалистов новые форты и батарейные позиции, причем на всем протяжении зоны — от входа в Босфор до выхода из Дарданелльского пролива. Поэтому нельзя сказать, что укреплялась преимущественно южная дарданелльская часть Проливов. По данным турецких авторов, основного удара, как считали тогда в Стамбуле, следовало ожидать со стороны Черного моря, через Босфор, со стороны России. Однако удар был нанесен со стороны Дарданелл и был отбит.
Младотурецкое правительство получило в османском обществе и за рубежом определенный кредит доверия после Галлиполийского сражения. Отто Лимана фон Сандерса, командовавшего турецкими силами в Галлиполи, отныне величали не иначе как “Гинденбург Востока”, а ветхий султан Мехмед Решад V, имевший весьма смутные представления о событиях за глухими стенами сераля, получил почетный титул великих султанов прошлого — “Гази” (“Победоносный”). “Отчего ужасно возгордился и дважды (!) проехался верхом по улицам Стамбула и сетовал, что народ не падает на колени”, — лукаво донес “наблюдатель”.
Однако за огромными потерями в четверть миллиона человек на Галлиполи последовали не приносившие реальных результатов, но крайне изнурительные для турецких войск операции в Иранском Азербайджане, на Кавказе, в Египте и в Месопотамии. К 1916 г., помимо потерь еще почти в полмиллиона боеспособных обученных солдат из первых военных призывов, все это означало крайне болезненный для младотурецкого руководства провал “священной войны” — джихада против стран Антанты. Турецкие войска не получали нигде сколько-нибудь значительной поддержки местного мусульманского населения, приток новобранцев из Европейской Турции уже иссяк.
Между тем германские советники настаивали на активизации военных действий, причем особенно настойчиво на балканском направлении, вблизи столицы и Проливов, едва избежавших англо-французской оккупации. Фракийская турецкая армия продолжала выполнять роль своеобразного заслона и от Болгарии, “совершенно ненадежного и скорее опасного, чем полезного”, по словам Энвер-паши, союзника, и от Греции, ждавшей своего часа, а, кроме того, от фантома нового антантовского десанта на Стамбул. Наконец, фракийские части считались последней надеждой триумвирата в крайне сложной внутриполитической борьбе, развернувшейся в Османской Турции в послегаллиполийский период.
“В народе нарастало чувство безнадежности и озлобленности”, — констатировал в своих записках Талаат-паша. И сторонники, и противники триумвирата сосредоточили свои усилия на поисках выхода из затяжной войны на четырех фронтах, не считая внутренних боев с собственными подданными.
[16] Специальное секретное решение младотурецкого Комитета о депортации армян и фактически об их уничтожении в пути было принято Портой и Комитетом “Единение и Прогресс” 13 апреля 1915 г.,т.е. до падения Вана.