Читать книгу «Босфор. Россия и Турция в эпоху первой мировой войны» онлайн.
Младотурки, или иначе иттихадисты, своим нетерпимым отношением к арабскому национальному возрождению, к курдскому национальному движению изолировали себя от единственных реальных военных союзников, подорвали доверие к себе во влиятельных исламских кругах. Ненависть же к иттихадистам в армянских, греческих, славянских селениях была известна Стамбулу. Триумвират буквально бросался в безнадежную авантюру турецко-болгарско-румынского сближения, чтобы любой ценой вырвать несколько тысяч квадратных километров фракийских земель, населенных мусульманами, чтобы поставить под ружье воинственное и привычное к оружию местное население, декларировать борьбу за ставшее мифом османское единство. И, наконец, чтобы оказать давление на великие державы в отмене режима капитуляций.
Капитуляции и мусульманские земли — две действительно популярные в турецких низах проблемы — могли либо сплотить при удачном их разрешении распадавшееся османское общество вокруг иттихадистов, либо стать двумя концами шелкового шнура на горле триумвирата. Вряд ли поэтому можно или нужно восстанавливать степень искренности Энвер-паши, когда одновременно с консультациями в Софии и Бухаресте он предложил 5 августа 1914 г. военному атташе России в Стамбуле генерал-майору Генерального штаба М.Н. Леонтьеву начать переговоры о русско-турецком военном союзе.
Они были неуловимо похожи друг на друга. Энергичные, подтянутые, с любовно ухоженными усами, в отлично пригнанной военной форме, перетянутой мягчайшими, не издававшими ни малейшего скрипа даже при движении портупеями. Генерал-майор Генерального Штаба России и несостоявшийся эмир Великого Турана. Вот они — почти бок о бок на старой-ста-рой архивной фотографии. Лег в папку пожелтевший отпечаток, уходили в небытие империи, которым служили эти незаурядные люди…
По сообщениям генерала М.Н. Леонтьева, Энвер-паша 5 августа заверил его, что проводимая в Османской империи мобилизация резервистов не направлена против России, а кавказский корпус может быть отодвинут от русской границы.
Благожелательный нейтралитет Османской империи вполне достижим, если: 1. Россия даст согласие на отмену капитуляций; 2. гарантирует интегритет всех османских территорий; 3. поддержит требование турецкой стороны о возвращении Эгейских островов и Западной Фракии, населенной мусульманами.
Энвер-паша подвел своего собеседника к мысли о чрезвычайной перспективности сближения Турции и России как основы серии территориальных компенсаций на Балканах. Все — в рамках, намеченных турецко-болгаро-румынскими соглашениями. Энвер-паша был нетороплив, деликатен и ненавязчив; он говорил, что понимает — России нужно время для обдумывания столь далеко идущего союза, и не торопил генерала Леонтьева с ответом. Он знал, что через несколько часов в Петрограде уже будет обсуждаться его предложение. В действительности же, под ногами Энвер-паши горела земля, а точнее — море. Каждый час адъютанты приносили ему очередное сообщение — мощные германские крейсеры “Гёбен” и “Бреслау” на предельной скорости приближаются к Дарданеллам, стремясь укрыться от преследования британской эскадры. Об этом же, как о не подлежащем обсуждению факте, сообщили Энвер-паше также из германского посольства в Стамбуле.
День 6 августа 1914 г., наверное, был звездным днем в биографии Энвер-паши. Утром он собрал членов Комитета, нескольких министров, которым лично доверял, изложил ситуацию и при поддержке великого везира Халим-паши добился одобрения своего плана действий.
Переговоры с Россией продолжать и развивать, германские боевые корабли пропустить в Проливы, а взамен добиться от Германии пересмотра конвенции от 2 августа. Новыми турецкими требованиями были:
1. четкая и недвусмысленная гарантия Германией османского интегритета;
2. поддержка Германией действий Турции по отмене капитуляций;
3. определение размеров турецкой доли в будущей контрибуции.
Наконец, что было рефреном всех бесед Энвер-паши с Западом,—
4. возвращение Эгейских островов и мусульманских земель на Балканах в том случае, если будет иметь место какой-либо территориальный передел на Балканах. В последнем пункте тон турецких государственных деятелей становился застенчивым, фразы осторожными — в том случае, если… может быть… Но ведь Энвер-паша сам готовил такие переделы и в Софии, и в Бухаресте, и, со вчерашнего дня, т. е. с 5 августа, — в Петрограде!
Во второй половине дня 6 августа 1914 г. все эти новые предложения были изложены им послу Вагенгейму в германском посольстве. Там, “свой среди своих”, Энвер-паша скромничал меньше. Требование балканских “османских”, по его терминологии, земель, Энвер-паша дополнил требованием “исконных османских крепостей” — Карса, Ардагана и Батума. Их надлежало “получить” (!) от России.
В отличие от беседы с М.Н. Леонтьевым, на встрече с Вагенгеймом Энвер-паша был нетерпелив, упруго настойчив. “Гебен” и “Бреслау” уже в зоне дарданелльских маяков, а за ними, всего на расстоянии четырех часов хода, идут британские корабли преследования[14]. Ответ посла должен последовать незамедлительно. Еще до исхода дня не расходившийся Комитет итгихадистов получил личное послание Вагенгейма на имя Халим-паши. Посол от своего имени обещал поддержку Германии в отмене капитуляций, при переговорах по территориальным приобретениям с Болгарией и Румынией; Турция также могла рассчитывать на греческие Эгейские острова и на туманно сформулированное “исправление ее восточной границы, которое даст Турции возможность соприкосновения с мусульманскими элементами в России”. Прямого приращения за счет России гарантировано не было, но каков намек!
Энвер-паша, казалось, приближался к заветной цели — возвращению балканских земель — и делал шаг к Великому Турану.
Нет, не зря так боялся телеграфа незабвенный султан Абдул Хамид II. Триумф триумвирата был безнадежно испорчен. Пришла срочная телеграмма из Лондона. Уинстон Черчилль добился секвестра на построенные в Англии два дредноута и два миноносца, предназначенные для турецкого флота.
Это был двойной удар. Турецкий флот оказывался вдвое слабее даже греческого. Самое главное — собранные по курушу, по всенародной подписке деньги (7 млн фунт, ст.) пропадали вместе с широковещательными обращениями Энвера и Джемаля к народу воссоздать силами всего народа морское могущество Османской империи.
В Стамбуле 7–8 августа 1914 г. прокатилась мощная волна выступлений антибританского характера. Звучали требования привлечь к ответу иттихадистов. 9 августа 1914 г. Энвер-паша продолжил беседы с М.Н. Леонтьевым. Русский генерал изложил “благожелательную заинтересованность” России в переговорах, не делая, как и предписывал министр иностранных дел С.Д. Сазонов, никаких “связывающих заявлений”.
Энвер-паша развернул захватывающую перспективу созданию Юго-Восточного и Средне-Восточного блока — против и за счет Австро-Венгрии, — в составе и центром которого были бы Россия и Турция. Оборонительный союз предполагался сроком на те же 5—10 лет (с последующим продлением), которые нужны были Стамбулу для реализации общей программы возрождения империи. Энвер-паша предусматривал также создание единого общебалканского союза держав против Австрии, причем турецкая армия явилась бы гарантом союза и выступала бы против того из балканских государств, которое позволило бы себе высказываться против политики России (подразумевалось: и Турции).
Столь же недвусмысленно в пользу русско-турецкого союза как основы решения всего балканского узла противоречий высказывался в Петербурге (Петрограде) турецкий посланник в России Ниязи Фахретдин-бей. С соответствующими инструкциями и полномочиями для оформления союза в Петроград срочно отбыл сам Ахмед Джемаль-паша. Анализ упущенных возможностей выходит за пределы моего исследования. Остается только констатировать, что, ошибочно полагая, будто бы можно бесконечно долго затягивать переговоры с Турцией о военном союзе, в России взяли курс не на создание Балканского союза, в состав которого вошла бы Турция, а на блок балканских государств, которой бы сдерживал Турцию. Однако турецкой стороне в Петрограде и в Стамбуле удалось добиться от России гарантий неприкосновенности османских владений и согласия на переход в руки Турции всех германских концессий в Малой Азии, включая Багдадскую железную дорогу. В вопросе о приобретениях на Балканах Россия подтвердила готовность передать туркам о. Лемнос. В качестве ответного шага Стамбул должен совершить нечто несбыточное — демобилизовать армию и еще раз подтвердить нейтралитет. Разочаровывающей была позиция России и в вопросе о капитуляциях.
Пока Энвер-паша вел продолжительные беседы с Леонтьевым о выгодах для России от военного союза с Турцией, Мехмед Джавид-бей не менее интенсивно доказывал российскому советнику по коммерческим вопросам Гюлькевичу, что с отменой капитуляций Россия, имеющая в них наименьшую из стран Антанты долю, приобретет не только “вечную признательность турецкого народа”, но и преимущества на рынках Османской империи: на немногих, но важных балканских рынках и на всех малоазиатских. Здесь Джавид-бей действовал в рамках решения военного кабинета иттихадистов добиваться союза с Болгарией и Румынией и, сохраняя нейтралитет, развивать с ними и с Россией интенсивные торговые связи. Джавид-бею не удалось, однако, привлечь внимание российских рутинеров к очевидным выгодам торговли на принципах наибольшего благоприятствования, причем одновременно и на балканском, и на малоазиатском рынках в тот неповторимый момент, когда Германия и Австро-Венгрия как главные конкуренты России были нейтрализованы.
Столь же неудачны оказались и политические демарши Энвер-паши в сфере военно-политического союза с Россией. Тщетно взывали М.Н. Леонтьев и сам российский посол М.Н. Гире к благоразумию Петрограда, призывая к немедленному соглашению с турками, иначе “завтра будет уже, может быть, поздно". Союз России с Турцией столь же не соответствовал интересам Англии и Франции, как и отмена капитуляций. А без согласия Лондона и Парижа в Петрограде не решались предпринять ни одного шага в турецкой политике.
Максимум, чего добился Джавид-бей, это устного заявления послов Антанты в 20-х числах августа о том, что их правительства согласны на частичную ликвидацию капитуляционного режима в сфере экономических связей, но что для перемен в правовой области, закреплявшей капитуляции, “время еще не настало”. Когда Джавид-бей 31 августа попытался получить по этому поводу письменное заявление, послы Антанты дружно отказались, оказавшись намного позади решительного Вагенгейма с его обязательствами от 6 августа.
Двумя днями раньше послы Антанты заявили, что в обмен на строгий нейтралитет Высокой Порты державы готовы гарантировать османский интегритет, но… только в ходе самой войны.
Таким образом, к октябрю 1914 г. Стамбулом не были фактически решены ни вопросы о Балканском союзе, ни территориальные вопросы, ни проблема капитуляций. На рейде в Мраморном море покачивались на легкой волне могучие крейсера ‘‘Султан Селим Грозный” и “Мидилли”, бывшие “Гёбен” и “Бреслау”. После утреннего намаза 15 августа 1914 г. на них был поднят турецкий флаг, на борт вступило с десяток робко озиравшихся турок — палубных уборщиков; немецкие экипажи остались на кораблях, щеголяя новенькими фесками. Офицеры поигрывали четками (подарки нового хозяина — морского министра Джемаль-паши). Гордость германского флота была фиктивно, как признавал сам Джемаль-паша, куплена турецким правительством. Фактическим главой военно-морских сил Османской империи стал старший морской начальник “Гёбена” и “Бреслау” опытный, энергичный адмирал В. Сушон[15].
К середине сентября все члены английской военноморской миссии покинули Турцию. Их места заняли немецкие офицеры. Начали свертываться торгово-банковские операции стран Антанты в Османской империи. Прекратила свою деятельность английская пароходная компания, осуществлявшая рейсы к Месопотамии и в Индийский океан. Османская Турция как бы отсекалась от сложившихся экономических связей с Европой и остальным миром. В то же время присутствие германских крейсеров под флагом со звездой и полумесяцем в Проливах изменило в пользу Германии и ее союзников соотношение сил на Черном море. Босфор оказался закупоренным. Для связей России с Антантой оставалась Балтика и морской путь вокруг Скандинавии. Взаимные экономические связи России и Турции также оказались парализованы, т. к. реализовывались большей частью через Проливы. В октябре 1914 г. Высокая Порта и Антанта обменялись резкими нотами по поводу упоминавшихся выше крейсеров. Впрочем, это был свершившийся факт. Несравненно большее значение имела нота Высокой Порты от 9 сентября 1914 г. об упразднении с 1 октября 1914 г. режима капитуляций как несовместимого с честью и достоинством империи и об отмене всех основанных на нем привилегий для иностранцев. Соответственно повышались таможенные тарифы. Султанскими указами-ираде от 13 и 17 октября 1914 г. было объявлено об упразднении юридических обоснований режима капитуляций.
Борьба за балканскую гегемонию отошла на задний план. Турция оказалась перед неожиданным фактом: и страны Антанты, и Германия с Австро-Венгрией, вопреки обещаниям, протестовали против отмены капитуляций. Как отметил, опираясь на новые документы султанского архива, турецкий историк 3. Топрак, Высокая Порта предложила всем державам, включая балканских соседей, заключить договоры, урегулировать экономические обязательства, учесть взаимные интересы и определить статус всех иностранцев в Османской Турции. За исключением Германии, все западные державы отказались от любых переговоров по этому поводу. Балканские страны и Австро-Венгрия отмалчивались.
Тяжелое впечатление в Стамбуле произвело ставшее достоянием столичной прессы требование американского посланника прислать в Турцию эскадру военных кораблей США в связи с несоблюдением турками режима капитуляций. Окончательная отмена капитуляций растянулась на три года, вплоть до января 1917 г. Все эти годы Турция в этом вопросе оставалась в полной изоляции, несмотря на ряд обращений к Центральным державам и к соседним балканским странам.
Со второй половины октября 1914 г., когда стали известны донесения турецких послов из Лондона, Вены, Берлина и Петрограда о нежелании стран Антанты гарантировать османский интегритет и о нараставшем раздражении Германии и Австро-Венгрии в связи с “двусмысленной и явно несоюзнической позицией триумвирата” (так заявил Вагенгейм Джавид-бею в середине октября), умеренные силы в турецком правительстве быстро теряли свое влияние. “Ввиду захвата всей власти в Стамбуле немцами, — сообщал А.Н. Щеглов, — Энвер стал полным диктатором. Во главе правительственных учреждений поставлены немцы. Почта и телеграф — под немецкой цензурой. Фирманы на проход судов через Проливы визируются, несмотря на протесты. Грузы захватываются без расписок. Фактически капитуляции отменены. На иностранных пароходах, кроме русских, разобщаются радиотелеграфы”.
[14] Сейчас достоверно известно, что британская эскадра сделала все возможное. чтобы действительно загнать германские крейсера в турецкие воды и сделать необратимым выбор Турции в пользу Германии.
[15] “Мидилли” еще в начале войны подорвался на мине. “Султан Селим Грозный” (при кемалистах - крейсер “Грозный”, или “Явуз”) был в строю до 1973 г., после чего он был продан на металлолом.