– Злодеям не нужны причины.
– Да, это так. Ты сам сказал, что они герои в своих историях и, следовательно, чего-то хотят.
– Ты помнишь все, что я говорил, Леночка?
– У меня хорошая память. – Мои щеки пылают. – Ну так?
– Что ну так?
– Почему она была злодейкой?
– Власть. Это была ее первая и последняя цель, и тетя Анника встала у нее на пути, и, хотя это было не по ее воле, она все равно заплатила за это.
– Какую цену? – Мой голос низкий, затравленный, как и его взгляд.
– Ее жизнь. Она умерла, когда мне было семь.
И тут до меня доходит. Судя по тому, как он ностальгически говорит о своей мачехе и даже называет ее тетей, он, должно быть, любил ее. Должно быть, у него с ней была какая-то связь. Я почти могу представить себе маленького Адриана, держащегося за свет своей мачехи, потому что его мать и его отец-гангстер не излучали его.
После ее смерти, я полагаю, часть его тоже умерла. Его человеческая сторона. Вот почему он теперь бесчувственный монстр, который не заботится ни о чьих требованиях, кроме своих собственных.
– Ты скучаешь по ней? – шепчу я.
– Она мертва.
– Ты все еще можешь скучать по ней.
– Я не могу.
– Почему нет?
– Потому что я понятия не имею, что означает это слово.
– Ты не знаешь?
– Не в практическом смысле, нет.
– Я могу объяснить. Это когда…
– Я не хочу, чтобы ты объясняла, – обрывает он меня.
– Но…
– Брось, Лия, – язвительность в его тоне говорит о том, что он закончил развлекать меня вопросами.
Я свирепо смотрю на него.
– Ты невыносим.
– Если ты так говоришь.
Его рука опускается, пока он не обхватывает мою ягодицу. Я вздрагиваю, хватаясь за его мускулистый бицепс для равновесия.
– Тебе больно. Позволь мне позаботиться об этом.
Он садится на кровать и притягивает меня к себе на колени.
Эта поза настолько уязвима, что заставляет жар подниматься к моим щекам, и я извиваюсь.