А ещё своим предложением он дал ей надежду на то, что этого страшного ритуала в её жизни не будет. Никогда.
– Что?! – взвизгивает старуха. – Ты разве забыла, для чего пришла в этот мир? Не откажешь ты, я сделаю так, что он откажется от тебя сам.
И ведь сделает. Анна знала. Как и то, что Иезенния ей врёт. Не для блага всего мира она старается. А для себя. И того жуткого старика, с которым девушка застала её пару месяцев назад. И никогда раньше Анна не видела, чтобы её дуэнья так боялась кого-то и настолько лебезила.
Даже если ритуал действительно сработает, и она обретёт утерянную силу своего рода, всё равно останется пленницей. Ведьмой на цепи. Лучше с мужчиной лечь и позволить ему сотворить с собой все те ужасные вещи, из-за которых появляются дети. Может, одного наследника принцу будет вполне достаточно.
Но если Иезенния сделает так, что он откажется…
– Этот брак будет нам полезен, – выпаливает девушка, впервые решаясь открыто противостоять своей дуэнье. И врать, да. – Я… объяснила его высочеству, что не смогу сразу с ним лечь, что мне страшно. И он… обещал, что подождёт, сколько нужно. Время ритуала ведь уже очень близко. Я продержусь. Зато потом… я стану не только ведьмой, но и принцессой, и будущей королевой. А вы моей самой приближённой дамой. У меня ведь больше никого нет кроме вас, данна. Только вы.
В глазах старухи загораются алчные огоньки.
– Подождёт, говоришь. Что ж… может, ты и права… Но только посмей меня обмануть, дрянная девчонка.
– Никогда, данна, – изображая привычную покорность, склоняет голову девушка.
Картинка меняется…
– Что мне делать, данна Иезенния? Мне страшно. Его величество видел меня, – умоляюще заглядывает в лицо дуэньи заплаканная Анна.
– Не реви. Ты сама виновата. Я же говорила тебе, что этот брак до добра не доведёт, – зло кривится Иезенния. – Видишь, я была права. Король член ордена Тёмного Навия. Этот культ уничтожил века назад ведьмовство в нашем мире. И теперь ты тоже можешь стать их жертвой. А муж и не подумает тебя защищать от родного отца. Ещё и сам тебя отдаст, если король потребует.
– Простите меня. Я же не знала, – рыдает девушка, комкая свою юбку. – Скажите, что я должна делать? Только скажите. И я всё выполню.
Старуха поджимает тонкие губы, думает с минуту. И наконец произносит.
– Сейчас ты вернёшься во дворец.
– Нет, пожалуйста…
– Я поеду с тобой. Прикажешь служанкам собирать твои вещи. И завтра же утром мы отправимся в Мораду. Там ты будешь в безопасности.
– Спасибо, данна, – с облегчением и благодарностью улыбается Анна. Склоняется, целуя морщинистую руку, которая столько раз отвешивала ей оплеухи, воспитывая. И, склонённая, не видит, как недобро сжимаются губы старой дуэньи.
– Иди умойся и приведи себя в порядок. А то похожа на чучело, – ворчит та сварливо.
Анна, конечно же, не спорит. И сразу же убегает из будуара.
Как только за ней закрывается дверь, старуха поднимается с кресла, в котором восседала, как на троне. И идёт к секретеру. Берёт маленький клочок бумаги, перо, пишет что-то… я всем существом тянусь ближе, чтобы увидеть. И у меня получается. Я будто смотрю через её плечо, вчитываясь в два коротких предложения.
«Анна знает об Ордене. Что с ней делать?»
Скрутив листок в трубочку, засовывает в почтовый футляр, лежащий там же. Данне снова очень страшно. Из-за бестолковой девчонки Мессир на неё и так зол. А теперь вот малолетняя дурочка ещё и влезла, куда не следует.
Наверное, пролетает несколько минут, когда наконец приходит ответ. Поспешно отвинтив крышечку футляра, Иезенния вытряхивает на ладонь послание. Разворачивает его.
На желтоватом клочке бумаги красивым витиеватым почерком написано:
«Я знаю. Его величество очень зол. Ждите, пришлю за вами карету. Время пришло» …
… На этой картинке меня внезапно выбрасывает из видения, и тело само собой начинает оседать. Призванной силы было слишком много… кажется. Внутреннего ресурса не хватило. Непривычная я. Голова трещит так, что выть хочется. Но даже звука из себя выдавить не получается.
Упасть мне не позволяют мужские руки. Такие родные… уже.
– Бедовая ведьма, – ворчит Федерик, перехватывая меня удобней. – Вот зачем так себя изводить? Нельзя было постепенно?
– Нельзя, – бормочу заплетающимся языком, склоняя голову ему на плечо.