— Нет, Берта, не нужно так делать, ты польёшь мне из кувшина.
— Кёрст Элен, я не знаю, что это вы тут придумали… — недовольно начала Берта.
— Я не собираюсь рассказывать тебе, что и как я придумала. Если ты отказываешь мне в помощи, можешь вернуться домой, а я вечером зайду поблагодарить кёрст Монкер за помощь.
Лицо Берты пошло красными пятнами, и она молча и аккуратно стала сливать мне холодную воду. Я умылась, вытерла лицо ветхой тряпкой, которую Берта подала мне с насмешливым поклоном. Я не стала цепляться к ней по мелочам. Она распахнула шкаф, оглядела внутренности и с иронией спросила:
— Какой туалет изволите выбрать, кёрст Элен?
Это была неловкая ситуация, я понимала, что одежды у Элен немного, но даже не представляла, что именно ответить, потому подошла и встала рядом.
Шкаф был устроен более чем странно — не было обычной перекладины с вешалками, зато всю внутреннюю поверхность украшали разнообразные крючки, прибитые в два, а местами в три ряда. Гардероб Элен очень скуден.
Тут у меня возникло ещё одно затруднение — траур. Я не представляла, как в этом мире принято выражать скорбь. Решив уточнить позже у Линка, я ткнула рукой в одно из трёх висящих на крючках платьев.
Оно было спокойного серого цвета, из толстой мягкой шерсти, когда-то, видимо, дорогое, а сейчас изрядно заношенное и лоснящееся на локтях.
Процесс одевания вызвал у меня раздражение. Прямо на фланелевую рубашку, в которой я спала, Берта через голову натянула на меня платье, зашнуровала его на спине, достала потёртый кружевной воротник и попыталась накинуть на шею. Мне совсем не нужна была эта ветхая роскошь.
— Нет, Берта, в знак печали и скорби я не буду пока носить кружева.
В её лице что-то смягчилось, очевидно, и она вспомнила о том, что Элен не просто поцарапалась сама, но и потеряла отца и мать. Минуту подумав, та ещё раз заглянула в шкаф, открыв уже другую дверцу, ту самую, с зеркалом.
Там оказались вполне обычные полки, шустро пробежав по ним взглядом, она выдернула с одной из них огромный шерстяной платок тёмного, тускло-серого цвета. Совершенно такой, какие в моём мире любили носить бабульки. Кажется, их вязали из козьей шерсти. Встряхнув, она накинула его мне на плечи и, закрыв шкаф, отодвинулась, давая мне возможность посмотреть в зеркало.
Сейчас, при дневном свете, я видела, что хоть одета, как нищенка, и тоща, как палка, в целом, у меня довольно миловидная внешность. Пожалуй, не помешало бы ещё привести в порядок волосы. Берта уже стояла рядом, держа в руках широкий деревянный гребень. Она усадила меня на стул и, тяжело вздохнув, споро расчесала волосы, свернув их неким подобием улитки и заколов почти обычными шпильками. Только не чёрными, к которым я привыкла дома, а медными. Потом забормотала:
— Куда же я сунула… — роясь в бездонных карманах фартука. Наконец, вынула небольшой моток довольно широкой атласной ленты чёрного цвета и протянула мне на ладони:
— Вот… Кёрст Монкер послала…
Я посмотрела ей в глаза:
— Берта, я не шутила. Я действительно потеряла память и не знаю, что с этим делать.
Вздохнув и с жалостью покачав головой, она закрепила ленту у меня на голове довольно странным образом — траурной полосой на лбу, скрепив на затылке вынутой из кармана булавкой. Снова порывшись в карманах, вытащила маленькие ножницы и, обрезав остаток ленты, протянула мне со словами:
— Вот, тут ещё кёрсту Линку и кёрст Эжэн хватит.
— Спасибо, Берта. Я очень благодарна и тебе, и кёрст Монкер за заботу.
Не важно, почему эта самая кёрст Монкер решила помочь соседям, но я действительно была ей благодарна. В конце концов, она не обязана была делать даже это. Немного помявшись, я всё же решила спросить:
— Берта, как ты думаешь, а что хочет от меня трок Валим?
И тут Берта преобразилась прямо на глазах. Как-то радостно взблеснув глазами, она быстро-быстро заговорила:
— Ой, вчера Тина, ну, которая у Фингеров, ну, которая личная горничная… она же дружит с Метой, знаете, этой поварихой… а за Метой как раз начал ухаживать Гнат, ну старшего сына лакей. Понимаете?
Совершенно обалдев от этого потока имен, отрицательно помотала головой — я не понимала вообще ничего. Берта от досады аж всплеснула руками и затараторила дальше.
Пробираясь через дебри её трескотни, удивляясь в душе, как такая солидная тётка могла оказаться такой матёрой сплетницей, я выяснила следующее — трок Валим присутствовал при смерти моих родителей и, сразу после того, как обезображенные тела повезли к храму, вернулся домой, велел заложить двуколку и до вечера разъезжал по делам.
Разъезжал он по делам и на следующий день. И эти дела касались непосредственно меня — ушлый купец скупил долговые расписки родителей, а сейчас, по мнению Берты, пришёл сватать меня за своего старшего сына.
— Это, конечно, наглость несусветная! Мыслимо ли дело, урождённую кёрст — за купеческого сына… Он, конечно, вам не ровня, кёрст Элен… Да и матушка его, признаться, больно скандальная… Только ведь у вас, кёрст Элен, и выбора-то особо нет. Кто же ещё о вас позаботится?
Всё это время глазки Берты жадно бегали по моему лицу. Она явно ожидала каких-то эмоций, может быть слёз, а может быть даже и истерики, но держать покерфейс я научилась давным-давно, ещё в своём детстве. Похоже, Берта была разочарована, не получив желаемого.