Вот тут Алексей Михайлович и опешил, но Алеша смотрел такими ясными чистыми глазами…
– Да зачем он тебе, сынок?
– Батюшка, раскол нашу землю надвое рвет. А ежели будет главный смутьян при царской школе…
– Так чему он научит-то, сынок?
– А на то, чтобы учить, у меня Симеон есть. Неужто он протопопа не переубедит?
Алексей Михайлович задумался. С одной стороны – нужен ли ему протопоп здесь? С другой стороны – почему бы и нет? Ему мученики за старую веру не нужны, да и Алеша верно сказал – ни к чему раскол. Ежели протопоп страдалец, то тут его многие поддержат. А ежели он при школе состоит и царем обласкан?
Не случится ли так, что его как неблагодарного воспримут? А это уж как подать…
Царь поцеловал сына в румяную щечку.
– Будь по-твоему. Верну я тебе протопопа и прикажу ему в Дьякове находиться неотлучно…
– Да ни к чему это, Алешенька, – вмешалась царевна Анна. – Пусть ездит куда пожелает, только сам он никуда уйти не захочет.
Царь посмотрел на сестру. И только головой покачал. Анна раньше была словно рисунок водой на белой стене, а сейчас проявились краски, улыбка… из нее жизнь показалась! И сейчас царевна была красавицей, несмотря на свой почтенный возраст[14].
– Ты расцвела, сестрица… пора сватов ждать, не иначе?
Спросил шуткой, сам знал, что не так. Анна Михайловна только рассмеялась.
– Ох, братец… Если б ты знал, как легко на воле дышится после терема!
– Если б знал, давно бы тебя отправил в Дьяково. А то и Танюшу с Ариной. Примете?
Софья едва не взвыла в голос. Вот этих двоих им точно не хватало! Но Анна Михайловна засмеялась, покачала головой – и царь даже глаза прикрыл.
– Аннушка, как же ты на матушку похожа…
– Я родителей частенько вспоминаю, братик. Да и сейчас… Если б не Сонюшка с Алешенькой – до сей поры не жила бы… А как Машенька? Феденька? Девочки как?
– Болеют и Марьюшка, и сынок – вздохнул Алексей Михайлович, – вот лето будет, вывезу их в Коломенское, там, на просторе, и оживеют, бог даст… а девочки благополучны.
– Все в руке божьей. – Анна перекрестилась, дети подхватили. Софья мысленно смирилась с приездом Ирины и Татьяны и прикинула, что они будут нагрузкой. Как раньше к Дюма шел какой-нибудь Васечкин с культовой повестью «Спасение голодных». Ладно. Если к Дьяково в нагрузку пойдут две тетки вполне рабочего возраста – она на них протопопа натравит. Особенно на Татьяну, то-то радости будет даме!
Найдем, чем их занять, никуда не денутся, особенно Ирину Михайловну. Она тетка дельная, лишь бы Анне не мешала…
Софья обняла тетку за шею.
– Анюша, ты лучшая.
Получилось коряво: «Анюся, ты лусяя…», но Анна обняла девочку и опять расцвела улыбкой. Алексей Михайлович головой покачал.
– Своих бы тебе…
Анна горько улыбнулась. Софья обняла ее покрепче, пусть знает, что не одна.
– Своих мне уже не видеть, Алешенька. Ты лучше о дочках поразмысли, неужто им нашу судьбу повторять? Есть же принцы в чужих странах…
– Да не православные они…
– Муж да спасется женою своей, а жена – мужем своим. Подумай, братец родненький. Сонюшка, вон, какая разумница. Век ли ей в девках куковать?
– Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку…
[14] Тогда 30 лет было возрастом для женщины, почти старостью. – Прим. авт.