– Хорошо.
– Да… Леклер попросил у меня разрешения ухаживать за девочкой. Ты ему не мешай. – Его величество от души насладился зрелищем трех пар больших круглых красивых глаз и продолжил благодушно: – У мальчика серьезные намерения, он жениться хочет. Может, даже от отца отречься, грех такой хорошей инициативе мешать. Рамон, особенно тебя касается.
Палач вспыхнул не хуже, чем недавно виконт.
– А…
Канцлер попытался что-то сказать, но был остановлен мановением монаршей руки.
– Уж если он мчался, чтобы увезти девочку и спасти от эпидемии, определенно, он заслуживает шанса. И усильте охрану.
– Ваше величество? – подобрался Рамон.
– Ришарды планируют что-то еще. Я, конечно, сегодня его прокляну так, что костей не соберет, но не один он воду мутит. Надо ждать очередной гадости.
Известие никому не понравилось.
– Но что?
– Знать бы…
И все же, выходя из кабинета канцлера, его величество улыбался во весь рот. Клыкастый. Главное – это правильный подход. Не стоит упускать мага жизни из-под контроля, нет, не стоит.
Вот что сейчас произошло? У девочки появится выбор, и она не будет думать о том, что все подстроено – куда уж дальше? Сын предателя! Более либерального выбора и представить нельзя.
У Рамона появится соперник. И это тоже неплохо. А еще…
Сладок запретный плод. Так бы он соперника прибил, ан нельзя! Играй честно. Или вообще откажись. Но если Палач откажется…
А, не страшно! Что-нибудь еще придумаем. Король должен раздавать добро и причинять справедливость во имя всеобщего блага. И наоборот тоже. Вот он и будет.
Линетт навестила меня ближе к вечеру. Алемико тоже был с ней и весело прыгал по комнате, пока мы общались. На очень важные темы – платье, туфли, прическа, драгоценности, Линетт говорила, я слушала и понимала, что не выйдет из меня аристократки. Нет, не получится, не срастется, для меня уже слишком поздно.
Вот мать была бы в диком восторге, иначе и не скажешь. Она бы продумала все до мелочей, вплоть до цветов ошейника у комнатных собачек и полировки листьев роз. А мне было скучно.
Когда-то, еще год-два назад, я бы слушала внимательно. До своего побега я считала, что это – жизнь. Неужели я была такой глупой? Думала, что это важно, что это нужно для жизни… Насколько же я поменялась сейчас?
Линетт говорит о платье, а я думаю, кого из лекарей сманить в свою новую лечебницу и как оборудовать операционные. Меня стремятся обрадовать украшениями, а я размышляю, как вести истории болезни. И как без меня справился Харни. Что справился, я и не сомневалась, но ему определенно стало тяжелее. И согласится ли Линда перейти в новую лечебницу? И надо обязательно предусмотреть место для мальчишек-практикантов, не сомневаюсь, что Шими будет одним из первых. А может, и кто-то еще из бездомных детей…
Я ушла из одного мира и не перешла еще в другой. Я в неопределенности и не знаю, что с ней делать. Что привяжет меня и к какому из кругов?
Не знаю. Ничего не знаю, и мне жутко.
Пентаграмма на полу, черные свечи, мерный голос, произносящий режущие слух непонятные живым слова. Некромант взывает к смерти. В центре пентаграммы лежит платок с несколькими каплями крови, над ним тоже горит черная свеча. Его величество изволит наводить порчу на врага.
Только вот… Свечи то чадили, то дымили, платок совершенно не желал вспыхивать и осыпаться прахом, кровь горела маленькими рубинами…
Наконец его величество плюнул, ругнулся и оборвал ритуал. Уселся в кресло и принялся мрачно смотреть в окно.
В дверь постучали.
– Войдите!
Рамон Моринар шагнул в королевский кабинет и едва не сбил ногой свечу.
– Осторожнее, в воске испачкаешься.
Король и не подумал встать из кресла. Да и уборкой ему заниматься пока не хотелось. Чуть позднее…