Я помогу. А потом… Пусть помогут мне все боги мира.
Увидев нас с Алемико, слуги замерли столбиками. Затем один из них ринулся внутрь дома с радостным воплем:
– Нашелся!!!
На миг все стихло, а потом… Больше всего Линетт Моринар сейчас напоминала ураган. Она вылетела, подхватила сына на руки, прижала к себе – и разревелась так, что к урагану добавилась еще и гроза.
– Как ты мог!? Как ты мог!!!
Алемико молча сопел и отбивался. Мать все крепче прижимала его к себе и продолжала причитать. Слуги восхищенно (О-о-о, материнская любовь!) продолжали наблюдать, так что первой надоело мне.
Я встряхнула за плечо стоящего рядом лакея.
– Живо – стакан вина для герцогини! Видишь, у нее истерика?
Голос у меня окончательно стал похож на бабушкин, так что лакей сорвался с места, не думая ни о чем. Куда там!
Когда через пару минут он вернулся с кубком вина, я была готова лечить истерику герцогини затрещинами. Останавливали лишь соображения собственной безопасности. Я же дворне не объясню, что это лечение? Еще и мне оплеух надают в ответ, чтобы герцогиню не обижала! А вот сейчас…
В вино полилось успокоительное. Несильное, нет, просто смесь настойки пиона и валерианового корня. В самый раз.
Я решительно подошла к герцогине и отобрала у нее ребенка.
– А ну – цыц!
– А… э…
Линетт Моринар пару минут была в таком шоке, что у меня все получилось. Алемико отправился на руки к ближайшей служанке, а в руки герцогини я втиснула кубок.
– Пей! Немедленно!
Получилось как надо. Линетт всхлипнула и принялась пить. Глоток, два, потом она поняла, что что-то не так, но я ловко придержала бокал за донышко, заставляя ее глотать.
– Пей, кому говорят! Успокоительное!
Герцогине ничего не оставалось, как выпить до дна и уставиться на меня.
– Это… как? Что?
– Выпила? Умничка. Это – Алемико. Живой и здоровый. Я – лекарка. Где герцог?
– Т-там… Н-но…
– Мам, пусти ее! – Алемико, солнышко! Какой же ты умница! – Тетя Вета хорошая, она мне тогда ночью помогла, она и папе поможет…
Из глаз Линетт хлынули слезы. Да, досталось бедолаге. Сначала сын, потом муж, тут любая с ума сойдет. Кто из нас не превращается в курицу, когда речь идет о родных и близких? Меня вспомнить после бабушкиной смерти…
– Папа… Алемико…
– Умер? – рявкнула я.
– Лекарь сказал – час-два…
Линетт уже рыдала в голос, и я махнула рукой. Некогда. Если так – некогда, каждая минута на счету.
– Лим, живо! Веди!!!
Мальчик схватил меня за платье и потянул за собой. Мы бежали сквозь невероятно красивый сад, по усыпанной разноцветным гравием дорожке, по богато обставленным комнатам, мимо остолбеневших слуг, вверх по лестнице… Туда, где упрямо стучало сердце канцлера, отказываясь останавливаться и не имея достаточно сил, чтобы продолжать биться.