Тут было… проще. Меньше шансов, что узнают. А хоть бы и узнали – кто поверит разному быдлу? Какой-то песчаной блохе. Мало ли что говорит продажная девка? Ясно же, что она клевещет на уважаемого человека.
– …Есть даже специальный публичный дом, «Маска» называется. Туда хоть голым приди, хоть в какой одежде, но обязательно в маске. И не снимать ее. Панталоны снять, а маску оставить.
Хриплый голос Литы шептал непристойные подробности, я обрабатывала ее раны, и тут…
– А последнее время храмовники на лекарей перешли.
Опа!
– В каком смысле? Продажных девушек им мало, нужны лекари? Я так в храм бояться ходить буду…
– А и бойся, – разрешила мне Лита. – Не в том смысле, что они лекарей… Нет. А расспрашивают про них постоянно.
– Расспрашивают?
– Кто лечит, кого, как, сколько берет…
Я едва сдержалась, чтобы не выругаться. Правильно, пошел второй этап проверки. С наскока у них не вышло выловить мага жизни, теперь будут расспрашивать про лекарей. А потом попробуют подставить заведомо больных людей, которых без дара никто не вылечит. Наверняка.
Если я уеду из Алетара до окончания проверки, наверняка привлеку внимание. А останусь… Осторожнее надо быть! Втройне осторожнее! Вчетверне!
Светлый, как же мне страшно…
Угренок-младший явился за Литой под утро. Поскребся в окошко. Сначала тихо, потом чуть громче.
– Как вы тут, госпожа Ветана?
Я не так давно заснула, но с моей работой быстро привыкаешь спать вполглаза и просыпаться по первому зову. Так что ждать на улице контрабандисту не пришлось.
– Жить будет. И последствий не останется.
– Это хорошо. Говорили ведь дуре…
Я тяжко вздохнула – и не удержалась:
– Женщине не разговоры о высоком нужны, а уверенность в завтрашнем дне. А с вашим отцом, уж простите, такого никогда не будет.
Серые глаза похолодели, но я уже подняла перед собой руки ладонями к собеседнику.
– Простите. Я не должна была так говорить. Не сдержалась. Простите, пожалуйста, я не хотела.
Я извинялась не со страху, а понимая, что допустила бестактность. И угренок кивнул, принимая мои слова.
– И вы простите, госпожа Ветана. Будь оно все проклято. Все понимают, а только изменить мы ничего не можем. Отец погибнет – мы в море выходить будем, за нами – дети-внуки… Род наш на том стоит. А какой там король – и не важно. Это наш промысел уж сколько лет!
Я кивнула.
– Конечно. Только… Мне кажется, Лита вашего отца любит.
– Это ничего не поменяет.
Кто бы сомневался.
– Вы ее сейчас заберете?
– Да. Ей есть где жить.
– А там найдется, кому за ней поухаживать? Хотя бы дня три?