Еще несколько голосов.
Люди, обычные люди, которые отстаивают то, что им кажется справедливостью. Меня. Мое право на жизнь. Я помогаю им, они помогают мне, на этом держится мир.
Канцлер тоже заметил растерянность лекаря – и кивнул своим людям.
– Обыскать.
Господин Сайм пытался верещать, ругаться, отбиваться, но все было напрасно. Через несколько минут канцлеру предъявили небольшую коробочку с зеленоватым содержимым. Мужчина повертел ее в пальцах, понюхал – и предсказуемо обратился ко мне:
– Госпожа Ветана?
Я послушно принюхалась. Запах травяной, но достаточно едкий. Что же сюда может входить? Коснулась пальцем мази, растерла ее… Кончики чуть захолодило. Состав я точно сказать не могла, но охлаждающий компонент мог быть добавлен, чтобы Ренар не заметил действия яда. А мог и не быть. Мало ли? Противоожоговая мазь тоже холодит, это нормально.
Канцлер кивнул.
– Отдам своему лекарю, посмотрим, что он скажет.
– Это надо смотреть на человека.
– Неплохая идея. Корн?
– Да, ваша светлость?
– Возьми склянку и отправляйся в тюрьму. Наверняка там найдется кто-то, приговоренный к смерти. Надо нанести мазь… Куда, госпожа Ветана?
– Думаю, на открытую или заживающую рану.
– Последишь за этим, потом расскажешь. Или господин Сайм сейчас сам расскажет?
Глаза канцлера впились в Сайма, словно лезвия, – и тот не выдержал. Дрогнул.
– Господин канцлер, я…
– Так все-таки девушка права? Да?
Сайм мог бы и не признаваться. Выглядел он так, что в толпе кто-то плюнул да и отвернулся.
Канцлер повернулся ко мне.
– Госпожа Ветана, с вас сняты все обвинения. Вы можете идти с миром. Корн, сопроводи господина Сайма в тюрьму. Его судьбу решит королевский суд, но не самосуд. А с вами, Логан, у меня будет серьезный разговор.
Судя по лицу господина Логана, ничего хорошего от разговора он не ждал. Но и сочувствовать ему не тянуло. Он бы меня не пожалел, так что туда ему и дорога.
На локоть легла теплая рука.
– Госпожа Ветана, давайте я вас провожу?
Шаронер. Я оперлась на Мэта и кивнула.
– Пожалуйста. Буду вам очень признательна.
И меня еще хватило на то, чтобы выйти с территории порта с гордо поднятой головой. Никто не заподозрил бы, чего мне это стоило. А колени? Хорошо, что под длинной юбкой не видно, как предательски они подгибаются и дрожат!
Накрыло меня ближе к вечеру. Я решила сделать себе чая, залила травы кипятком, укутала взвар полотенцем, чтобы настаивался, – и тут-то руки и дрогнули. Хорошо хоть, не уронила ничего. Но светло-коричневая лужица все равно выплеснулась на стол. А я смотрела и смотрела на нее, не в силах даже взять тряпку и вытереть.
Сейчас я могла находиться в тюрьме. Или меня могло вовсе не быть. Светлый! Дрожь трясла так, что зуб на зуб не попадал! А если бы я растерялась, дрогнула, сломалась, поддалась хоть на минуту? Что бы тогда случилось?
Хотя я и так знаю. Логан не упустил бы шанса. Либо меня сбросили бы в море, привязав что потяжелее, – люди, когда они стадо, и не такое сотворить могут, – либо разорвали бы в клочья прямо там, на причале. Либо – тюрьма. И еще неизвестно, что хуже – отмучиться сразу или страдать потом, долго и мучительно.