Хотя…
Было у Ровены предположение.
– Эта стервь била со всей руки, могла просто ударить так, что сердце зашлось. Потом запустилось, но надо, чтобы лекарь поглядел. Мало ли там, какой ушиб внутри…
Вот с этим все были согласны, оставалось дождаться маркиза Торнейского.
Давид сидел в приемном покое и выглядел так, что краше в гроб кладут.
Рядом с ним опустилась София Рустамовна, погладила по волосам.
– Дэйви…
– Да, мам?
– Как она?
– Не знаю. Молчат пока.
София Рустамовна крепко сжала его ладонь.
– Держись. Она обязательно поправится.
Давид стукнулся затылком об стену. И еще раз, вдруг полегчает? Но мысли были слишком тяжелыми, прямо-таки цементными.
– Медики не понимают, что с ней. Увезли на рентген…
Дверь открылась. Врач не заставил себя долго ждать.
– Что с ней? – Давид встал врачу навстречу, мать поспешила за ним.
– Не знаю, – честно признался врач. – Понимаете, мы ее насквозь просветили, кроме порезов – ничего страшного. Ну, синяк будет, так от этого не умирают. Но она… как в коме.
– В коме? Отчего?
– Кто ж знает… – Врач потер кончик носа. – Человеческий организм – штука странная и малоизученная. А уж мозг… мы можем дискутировать неделями и месяцами, но толком так ничего и не откроем. И не узнаем. Почему человеческий мозг дает команду отключиться – не знает никто.
– Она сама дышит? Хотя бы?
– Дышит. Хотя ее надо будет поддерживать на внутривенном питании. Пьет она сама, глюкозки вкатим.
– Что вы можете посоветовать? – просто спросил Давид. – Вы, сами.
Врач еще раз пожал плечами.
– Кто у нее есть из близких?
– Я.
– А еще?
Давид вспомнил мамашу Малены, подумал, что от такого явления родственных чувств помрет и кто покрепче, и решительно покачал головой:
– Никого. Знакомые есть, друзья… кошка есть.
– Вот, берите кошку и езжайте сюда.
– Вы это всерьез? – удивилась София Рустамовна.