Рид оттягивал этот разговор, пока мог. Но – надолго не получилось. А потому…
И стоял он в просторной каюте, и чувствовал себя последней скотиной. Или – не чувствовал?
Должен был, но не чувствовал, злился на себя, на Шарлиз и мечтал, чтобы все это свалилось на кого-то другого, хоть бы и на Остеона, и отлично понимал, что надежды нет. Брату пару лет продержаться в живых, и то во благо. Нет выбора. И плевать, что нет и желания, надо – и греби веслами, дружок, пока море не кончится.
– Поговорим, госпожа?
– Поговорим. – Шарлиз выглядела неплохо. Пока корабль стоял на якоре, у берега, качка ее не мучила, и лекарь уверял, что женщина здорова и ребенок развивается нормально. – Поговорим о том, что я не пленница. И я хочу к отцу.
Рид вздохнул.
Сценарий разговора они разрабатывали и с братом, и с Тальфером… эх, Леонар, чтоб тебя шервуль сожрал, как тебя угораздило с этим заговором? Сколько б ты мог принести пользы! Но польстился ведь на дармовую власть!
– К какому отцу?
Шарлиз даже опешила.
– Мой отец…
– Официальный? Ролейнский? Он умер. Поднимете скандал? А вы уверены, что это будет быстро? Пока прибудут люди из посольства, пока вас опознают… вы знаете, что делают с самозванцами?
Шарлиз знала.
– Тогда к моему королю?
– Какому? Вы – степная добыча. Теперь – наша, здесь вы и находитесь. Желаете поговорить с его величеством Остеоном?
Шарлиз гневно топнула ногой. Вот мерзавцы! Негодяи!
– Думаете, у вас получится?
– Даже не сомневаюсь. – Рид по-хозяйски прошелся по каюте, подарил женщине улыбку, опустился в кресло. – Знаете, кто у нас посол? Граф Ретонский.
Шарлиз знала.
Благодаря ей едва не сорвалась свадьба дочери Ретонского. Все же спать с женихом за день до свадьбы, а потом еще хвалиться своими победами – не совсем хорошо, правда? Свадьба не сорвалась, жених вымолил прощение у невесты, а вот граф злобу затаил. Если он сможет не опознать Шарлиз или хотя бы засомневаться, начать дипломатическую переписку…
Что делают с самозванцами?
Вешают. Иногда сажают в тюрьмы, но чаще вешают. В любом случае Рид мог сделать с Шарлиз все, что пожелает, и женщина это понимала. Шарахнулась, прикрыла руками живот.
– Вы не посмеете!
– Почему? – нарочито мягко спросил Рид. – Почему я не посмею? Почему я должен вас пожалеть? Я шел не на войну, я шел на свадьбу. Люди, которые шли со мной, были куда как ценнее степняческой подстилки. Они погибли, а вы живы.
Рид вспомнил Джока, который до последнего прикрывал его спину, вспомнил Стивена Варраста, оставшегося прикрывать отход, и его вдруг охватила такая ярость, что он даже сам испугался. И сомкнул руки на подлокотниках кресла, чтобы не сомкнуть их на шее этой продажной девки.
– Может, стоит исправить несправедливость?
– Я не выбирала этой судьбы! – крикнула Шарлиз. – Я этого не хотела! Каган сам взял меня! Взял, потому что я оказалась вашей – ВАШЕЙ невестой!
– А если б вы ей не были, может, и не выжили бы, – справедливо указал Рид. – Девок много, продажных тоже, даже вы, с вашим громадным опытом, не пережили бы пару сотен степняков с их страстью и нежностью.
С этим Шарлиз тоже была согласна.
– И что вы мне предлагаете? Родить ребенка и умереть от родильной горячки?
Рид покачал головой: