Рид подозревал, что и половины не знает. Но…
По городу шел шум и гвалт. Гвардия окружала дома Тарейнских, Триона, Сорийских, Лофрейнских, Давинских, Ройсанских, Эльдонских…
Врывались в дом, арестовывали всех, кто там был, уводили в Эрле… плевать, женщины там, дети, родители, слуги, друзья – кто ж вас знает?
Хватаем всех, на пытке разберутся, те, не те…
А тем временем…
– Леонар, здесь Ублюдок. Надо бежать.
Канцлер медленно качнул головой:
– Нет, брат. Я не побегу. Уходи сам, если пожелаешь.
– Тебя схватят и казнят.
Леонар усмехнулся.
– У него никаких доказательств.
– А нужны ли ему эти доказательства? – прищурился его младший брат, Рестон.
Пара слов, пара взглядов гвардейцев, и он все понял. И что заговор раскрыт, и еще кое-что сверху. Их – не помилуют. Торнейский всех порвет за брата. Плевать, что у него на гербе заяц, зубы у зайчика вполне себе волчьи. Недаром его боятся в Степи. Нет, но какая тварь выдала все Торнейскому? Знал бы – убил бы. Даже ценой своей жизни.
Кто ему сказал?
Выяснять времени не было.
– Уходи, – просто сказал Леонар. – Я останусь тут, задержу их.
– Ты погибнешь…
Леонар пожал плечами. Он понимал, что вряд ли выкрутится, но пусть хотя бы брат останется жив. Хотя бы он… Канцлер встал с роскошного кресла, обтянутого бархатом, подошел к каминной полке и потянул за рычаг. Та отошла в сторону.
– Иди, братик. Да пребудут с тобой боги.
Рестон быстро обнял Леонара и шагнул внутрь, в темноту. Канцлер сотворил благословение ему вслед и вновь повернул рычаг. Полка встала на место, словно и не было никакого хода. Никогда. И не уходил отсюда никто, и даже в кабинет не заходил.
Леонар медленно уселся обратно за стол.
Он ждал.
Еще один шанс у него был, вдруг да удастся поквитаться хоть с кем-то?
Долго ждать ему не пришлось. Рид вообще не был склонен к промедлению, особенно в таком тонком деле. Так что…
Дверь распахнулась без стука, послышался писк секретаря, и маркиз Торнейский вошел в кабинет канцлера.
– Леонар.
– Рид.
Мужчины не были многословны. Хватило лишь взгляда, одного взгляда, чтобы понять друг о друге если не все, то многое. Такая злость была написана на лице Рида. Такая ярость изуродовала красивые черты Леонара.
– Еще бы месяц…
– Обещаю, ты его не проживешь.