– Знаешь, Вешик, мне будет этого не хватать. Этого дома, этой улицы, наших с тобой проделок…
– На что ты рассчитываешь? – не сдержался Вереш. – Что он на тебе женится?
Взгляд черных глаз заледенел.
– У тебя есть сомнения?
– Нет у меня сомнений, – огрызнулся Вереш. – Знаешь, что с тобой сделают? Да пришибут в темном углу, идиотка!
И уже договаривая эти слова, он понимал – ошибка, ошибка… Ласти никогда не простит, и не поймет, и…
– Спасибо, что обо мне заботишься… Вешик.
Голос Ластары был ледяным. И глаза, и выражение лица. Как-то сразу стало ясно, что нет – не достучаться. Не докричаться, не услышат просто. Стена. Вереш провел руками по лицу. Потом подошел к окну и решительно раздвинул шторы. В комнату хлынул неяркий вечерний свет.
– Пиши.
– Что?
– Все пиши, дура. Где вы познакомились, как начали спать вместе, как он тебя втянул в заговор…
Такого Ластара не ожидала. Растерялась, даже головой помотала. И треснул ледяной барьер, отделивший ее от друга. Мысленно она уже была там, в особняке аристократа, хозяйкой… и вдруг – такая неожиданность? Но зачем?
– Ты с ума сошел? Что за бред?
Вереш Трипс рассмеялся неприятным хрипловатым смехом.
– Я? Ласти, ты ловишь луну в луже, но ты потонешь! Пойми, ты – опасный свидетель. А женятся такие только на своих, на аристократках.
– Я ничем не хуже.
– У них есть то, чего никогда не будет у тебя. Деньги. Титул. Земли. Связи. Власть… еще добавить?
Ластара скривила губы. Все же Вереш знал ее с детства и знал, за какие ниточки потянуть.
– Вешик, ты специально?
Трипс покачал головой:
– Нет, Ласти. И я тебе здоровьем матери клянусь – если ты выйдешь за этого ублюдка замуж, я верну тебе листки.
Ластара прищурилась. Такими словами Вешик не бросался.
– Если?
– А если нет, я хотя бы смогу отомстить за тебя. Пиши, Ласти. Пиши…
– А если я…
Вереш смотрел решительно.
– А если ты меня не послушаешь – я тебе нос сломаю. Как ты думаешь, любовник оценит?
Угроза была нешуточной. Вереш мог так и поступить, а как она покажется любимому в таком виде? Да и потом…
Нельзя сказать, что он убедил Ластару, влюбленная женщина вообще не поддается доводам рассудка. Но что-то дошло и до затуманенного блестящими перспективами мозга. И Ластара послушно взяла перо и пергамент.
Вереш выдохнул.