Простите, но тех, кто пережил девяностые, кто видел, что творилось со страной в то время, напугать сложно. Софья отлично понимала, что это опасно, что она тоже может пострадать, но к чему паниковать и истерить раньше времени?
Интересно, есть ли в Москве какие-нибудь полки и как скоро их можно перебросить сюда?
С Ординым-Нащокиным не посоветуешься, он в церкви, с остальными. Хоть бы не пострадал… а вот Воин Афанасьевич…
Софья переглянулась с братом, и они вместе скользнули в тихий уголок. Идею лететь за помощью Алексей одобрил. Так же согласился, что ему нельзя – ребенка послушают далеко не сразу, будь он хоть трижды царевич, и знает его не так много народа, и мало ли что по дороге случится…
А вот Воин Афанасьевич, особенно если ему дать грамоту от царя и запечатать его печатью… есть же такое в кабинете?
Наверняка…
– Вот вы где… Царевич-государь, пожалуйте к матушке, она волноваться изволит. – Княгиня Лобанова-Ростовская заглянула в угол, где шептались двое детей. Софья бросила быстрый взгляд на Алексея. Если сейчас его к царице, это на полчаса, точно, а у них каждая минута на вес золота. Но…
Боги, почему она не воспитывала так своего сына?!
Алексей Алексеевич выпрямился, казалось даже, став выше ростом.
– Княгиня, подите к матушке и скажите, что я сейчас занят. Я приду через десять минут.
Анна Никифоровна так ошалела, что у нее даже рот приоткрылся правильной буквой «О».
– Софья, ты идешь со мной.
И так напористо двинулся вперед, что княгиня и в себя-то прийти не успела, не то что слово сказать.
– Лешка, какой ты молодец!
– Я сейчас ищу Воина, а ты пишешь письмо. Сможешь?
Софья только фыркнула. Вопрос был смешным. Да, мелкая моторика у нее развивалась слишком медленно, по ее меркам, но писала она уже неплохо. Просто буквы выходили слишком угловатыми и принужденными, что ли… но по здешним меркам – неплохо. Сойдет за душевное волнение во время бунта.
Не нагорит ли им от отца?
Пусть сначала все выживут, потом разбираться будем!
Княгиня догнала их через три минуты. И загородила своей тушей дорогу.
– Государь-царевич, матушка приказала…
– Поди вон! – рявкнул от души мальчишка, который физически чувствовал, как утекают драгоценные минуты. Там, в церкви, его отец, его друзья, а он тут препирается с какой-то курицей?! – И чтоб я тебя больше не видел, иначе велю со двора гнать нещадно!
И добавил несколько слов, почерпнутых у казаков. Софья только присвистнула. Мысленно.
Княгиня, которую в жизни матом не обкладывали, тем более царевичи, окаменела, и дети обошли ее с двух сторон. Нет, если бы Лешка орал, топал ногами, кричал, как это делают дети…
А он – приказывал. Научился в школе-то, с казаками, с другими детьми… Он вполне по-взрослому изволил гневаться и был способен выполнить свой приказ. Это было видно по тому, как рука его легла на рукоять кинжала, по оледеневшим синим глазам, по недоброй кривой улыбке… романовская кровь.
Преследовать их Анна Никифоровна не решилась – от греха. Да и что тут скажешь? Лучше уж пока на глаза царице не попадаться, все равно та в таком душевном раздрае, что и не вспомнит, что кому поручала.
А дети тем временем добрались до царского кабинета. Сейчас – удачно пустого и запертого. Хотя запертым он оставался недолго. Такие замки системы «кирпич пудовый, амбарный» Софья еще в двадцатом веке шпилькой открывала.
Откуда навыки?
Так если кто помнит те замки, которые то ломались, то ключи к ним терялись, то еще что… хоть на стройке, хоть в общаге – этот навык было получить проще простого. Этот замок тоже не устоял перед детским обаянием.
Софья тут же ринулась писать записку, а Алексей отправился на поиски Воина Афанасьевича. Долго искать и не пришлось. Мужчина был неподалеку от покоев царевны Анны, здраво рассудив, что на улице он ничем не поможет, а тут, если что, сможет хотя бы увести любимую и спрятать. Или сложить за нее голову. С ним также был десяток казаков. Алексей, недолго думая, вцепился в мужчину и выложил ему свой план. Письмо сейчас будет готово, отвезти его в Москву и пригнать сюда полк на помощь. И чем скорее, тем лучше. Если что – хоть отомстить…
Воин колебался недолго. Взял с царевича слово, что тот позаботится о тетке, и через двадцать минут – можно бы и раньше, но пока письмо было написано, пока чернила высохли, пока печать… – уже был на конюшне. Из Коломенского выехать было совершенно невозможно. Толпа не трогала бояр, но любого подозрительного разодрали бы на сорок кусков, просто захмелев от безнаказанности. Поэтому мужчина поменялся одеждой с одним из конюхов, чтобы по дороге не остановили, кое-как продрался через толпу и направился в Дьяково, благо оно было рядом. Там он сообщил о ситуации младшему Разину, получил от него эскорт в виде четырех казаков – и хороших коней – и помчался в Москву что было сил. Сам Разин только ругался и ждал известий. Не с его силами было идти разгонять бунт, ой, не с его. Оставалось только ждать.