- Уходите. Я сам допрошу его.
- Но если вам потребуется пытать его во время допроса, о светлейший повелитель? - рьяно запротестовал Сабир.
- Зачем? - вскрикнули шейх и пленник в один голос.
Сабир явно оторопел.
- Чтобы нечестивец не посмел запираться в своих прегрешениях, - сбивчиво пояснил он.
- А кто запирается? Никто и не запирается! - пробормотал гяур, завороженно взирая на то, как аль-Адиль выпроваживает стражников за порог.
Шейх, впрочем, совершенно не представлял, что ему делать с этаким грешником, и тем более не представлял, как тот ухитрился проделать то, что проделал. Это-то и было самым любопытным, и выяснить сие следовало без завывающего, как иблис, Сабира.
- Все мои жёны? - снова промолвил шейх с ударением на каждом слове, внимательно всматриваясь в зелёные глаза вскинувшего голову гяура. - Все до единой?
Тот облизнул губы и, отводя блеснувший взгляд, сокрушённо отозвался:
- Вы же не накажете их, правда, монсеньор?.. Да, все. Все двенадцать.
- О Всевышний... - воскликнул шейх, всплеснув руками в совершенном изумлении. - Но как?! Каким образом?!
Все остальные вопросы могли подождать.
Пленник ещё раз метнул на него лукавый, несмотря ни на что, взгляд и исчерпывающе объяснил:
- Легко пить из источника, когда источник так же сильно жаждет тебя.
- Так их двенадцать? - в замешательстве пробормотал шейх, чувствуя, что щёки его заливает румянец. В голосе гяура звучал явный укор.
- А вы и не знали, сколько их у вас, монсеньор? Да, двенадцать, - гяур мечтательно улыбнулся. - Джаннат, Азиза, Фарида. Хамдийя, Лулуа, Калила, Инайя, Зухра, Газаль, Айша, Навруз, Сафия.
Женские имена звучали музыкой на его распухших губах, и шейх вдруг представил, как эти губы впивались в губы его женщин.
Его?
Эти женщины никогда ему не принадлежали.
Они были жёнами и наложницами его брата, над которыми совершил обряд мулла, передавая их под его власть. Четыре постоянные жены, а остальные - временные, "мут-а" согласно шариату. Ненужные, совершенно ненужные, щебечущие, порхающие, рыдающие, смеющиеся существа. Прекрасные, словно бабочки, но совершенно бесполезные.
Бабочки хотя бы опыляли цветы и, как цветы, услаждали взоры.
Впрочем, аль-Адиль мог признать, что женская красота тоже может услаждать взоры.
Если эти женщины спят.
Возвращаясь к вопросу о...
Шейх нерешительно поднял руку, мимолётно коснувшись тёплого и твёрдого плеча гяура, а тот опять смущённо на него покосился. И легко вздохнул, рефлекторно дёрнув связанными за спиной руками - явно собираясь привычно почесать в затылке перед тем, как откликнуться на уже не раз высказанный вопрос.
- Просто я услышал, как на базаре толковали, монсеньор, что жёны не нужны вам. Что ваш гарем чахнет без мужской ласки. Но кто бы решился их осчастливить? Я не правоверный мусульманин, я... - он опять легко вздохнул, - я пират. Висельник, разбойник, греховодник. Что мне терять?
- Кроме головы, возможно? - резонно предположил аль-Адиль, глядя на эту покаянно опущенную русую голову. - Продолжай.
Гяур ещё раз быстро взглянул на него:
- Вы же не будете их наказывать? - настойчиво повторил он, - Они ни в чём не виноваты, они просто слабые женщины, а я... надел чадру и пришёл, как будто бы продавать благовония под видом старухи-торговки. Ваш евнух спал. Он очень стар, бедолага, знаете ли...
- Возможно, мне пора заменить его на кого-то помоложе? - ехидно-вкрадчиво осведомился шейх, запустив пальцы в густые вихры пленника, чтобы заставить его поднять голову. - Это почётная должность, тем более что ты уже... достаточно близко ознакомился с моим гаремом. Тебе и карты в руки.