Читать книгу «Кавказ: земля и кровь» онлайн.
В процессе работы над подготовкой к публикации воспоминаний Бенкендорфа и Нечаева Колюбакин провел серьезное исследование военных событий на Кавказе, он изучил и проанализировал огромный массив официальных и частных документов. В целом он считал, что главная причина неудач русской армии на Кавказе «в 1839 г. и особенно 1842 и 1845 гг. — это вмешательство Петербурга, составление планов кампании и управление армией из столицы, тогда как успех дела войны, говоря языком Суворова, требует „единства власти и полной мочи избранному полководцу“, что по отношению Кавказа вполне осуществилось только при князе Барятинском»[180].
К сожалению, в советское время мемуары о Кавказской войне не публиковались.
Много лет в Российском государственном историческом архиве, в фонде князя А. М. Дондукова-Корсакова лежала рукопись, авторство которой удалось установить уже после ее первой публикации в журнале «Звезда» (1996, № 6).
Автором рукописи был генерал-майор, начальник Эстляндского губернского жандармского управления в г. Ревеле Август-Вильгельм фон Мерклин. Он, как и многие другие ветераны Кавказской войны, решил записать в 1882 году воспоминания о своей боевой молодости на Кавказе. Когда ему, прапорщику Куринского егерского полка было 22 года, он в июле 1845 г., стал участником одного из самых драматических событий Кавказской войны — «сухарной экспедиции». Сражаясь в авангарде отряда, у селения Дарго 11 июля, Мерклин был ранен и контужен. Как тяжело раненого, его отправили с транспортной колонной полковника Юлинга в темир-хан-шуринский госпиталь. За боевые заслуги прапорщик Август Мерклин был награжден орденом Анны 3 степени с бантом.
Во время «сухарной экспедиции» автор находился в левой цепи отряда, был ранен и контужен. Как тяжелораненого, его отправили с транспортной колонной полковника Юлинга в темир-хан-шуринский госпиталь.
Фактическая канва воспоминаний не во всем совпадает с официальной хроникой — это сугубо личные впечатления, дополненные в конце рассказом, со слов друзей-очевидцев, о событиях, происшедших с даргинским отрядом при возвращении в лагерь.
Воспоминания генерал-майора Августа-Вильгельма фон Мерклина о Даргинской экспедиции 1845 года
Настали кровавые дни 10 и 11 июля 1845 года; солдаты в своих о них рассказах прозвали их «сухарною экспедицией», вследствие того, что в эти два гибельные дня колонна из аула Дарго шла через Даргинский лес навстречу оказии, следовавшей от Андийского вагенбурга[181] с провиантом, скотом и снарядами для передачи их в главный Даргинский отряд, сильно в них нуждавшийся.
В Дарго мы вошли окончательно 6 июля после кровопролитного, но удачного для нас накануне боя;[182] неприятеля тогда не было в большом сборе, говорили, всего 600 мюридов. Действовал он преимущественно из сооруженных им по дороге в лесу завалов, устроенных из срубленных поперек дороги вековых чинар, которые, преграждая ее и замедляя наше наступление, служили ему верною и почти безопасною защитой против пуль наступающих, давая в то же время неприятелю возможность стрелять из-за них в нас на выбор, почти в упор, и по занятию [завалов. — Сост.] нами, ретироваться в следующий завал для повторения такого же действия.
Завалы эти взяли один за другим штурмом, при чем, однако, потеряли немало людей,[183] тем более, что, не зная местности и сооруженных на ней преград, сначала наступали весьма ошибочно, кавалериею, которую после нескольких неудач заменила пехота, вытеснившая, несмотря на сыпавшиеся на нее пули, на «ура» неприятеля быстро из завалов, после чего передовые войска, двигаясь уже удобно вперед, заняли оставленный Шамилем за несколько дней Дарго без боя.[184]
Дорога через лес в Дарго тянулась без малого на семь верст и, помимо этих завалов, была поистине адская, она то спускалась с горы вниз и, приподымаясь потом, часто скривляясь и сгибаясь, имела топкие места, то шла уступами в аршин и более вышины по камням. На большом протяжении дорога эта была окаймлена с одного бока нешироким, но весьма глубоким оврагом, до дна которого брошенный туда камень долетал спустя лишь некоторое время, а с другой — отвесною почти стеною гор, покрытых густыми, вековыми чинарами, которые покрывали всю также местность за оврагом, имевшим по большей части только несколько саженей ширины. Сама дорога местами была не шире двух аршин и по всему вероятию служила горцам только для езды верхом и на вьюках и не разрабатывалась ими как представляющая сама по себе уже природную защиту аула Дарго с этой стороны от всякого внезапного нападения.
По этой дороге с вечера 5 июля после взятия штурмом завалов и вступления затем тогда же передового летучего отряда в Дарго до обеда 6 июля тянулся эшелонами весь отряд со всеми тяжестями, с продолжительными остановками, шаг за шагом, что при лунной тогда ночи внимательному наблюдателю дало возможность вполне ознакомиться со всеми неудобствами этого пути для наступления регулярными войсками, и это невольно клонило к соображению, почему неприятель, опытный в применении всякой местности в свою пользу, так слабо воспользовался преимуществами в данном случае.
Верст шесть по этой дороге вниз была изрядная, густым также лесом обрамленная поляна, где 6 июля, во время прохода через нее, на заре наш отряд похоронил в наскоро вырытых могилах наших, накануне убитых.
За этою поляною, спустившись еще около версты по густому лесу, в плодородной долине, прорезанной горным ручьем, был раскинут на значительной поляне аул Дарго, расположенный со своими маисовыми посевами в продолговатой котловине, окруженной со всех сторон высокими горными лесистыми хребтами, которые то тут, то там приближаясь и отдаляясь от засеянных полей аула, также растянутого в длину, представляли отлогие места для спуска, скаты, зеленевшие роскошною травою. Все это в совокупности дало всей этой местности весьма живописный вид и могло очаровать туриста, но мы поневоле занялись другими размышлениями: мы зашли в эту западню, вековать в ней не приходилось, а предстояло когда-нибудь выбраться, и чем скорее, тем лучше. Но каким образом? По только что пройденному пути, если неприятель как следует займет его более значительными силами, почти нет возможности: по другому направлению, густо населенному, к тому же также лесистому и, вдобавок, нам всем незнакомому, пришлось бы делать 6–7 больших переходов, а между тем провиант и снаряды на исходе, и куда девать раненых и больных, неизвестно, а их было уже много и предвиделось еще больше.
С 6 по 10 июля неприятель постоянно прибывал; его конница тянулась длинными вереницами, со значками во главе,[185] вне наших орудийных выстрелов, по окрестным горам, то останавливаясь и слезая с лошадей, собиралась около одного места, где на разостланной бурке, под большим белым зонтиком сидел какой-то человек, — все это видно было в трубу, — то опять, сев на коней, продолжала путь, скрываясь под конец в лесу; а в стороне пройденного нами 5-го числа пути слышны были без умолку день и ночь удары топоров и падающие с треском и грохотом чинары — стало быть, и тут неприятель усердно занялся нам отрезать дорогу устройством завалов.
Каждое наше за аул движение за фуражем или для пастьбы, в самом близком от лагеря расстоянии, под сильным прикрытием, сопровождалось с прибытием в Дарго значительною потерею убитыми и ранеными, причем неприятель не раз обнаруживал намерение броситься на прикрытие на чистом месте, в шашки, и лишь постоянно на него направленные залпы удерживали его от этого; вообще он стал небывало дерзок и самоуверен, даже ночью пальба с обеих сторон не умолкала.[186]
К всему этому горная вода и жадность, с которой солдаты набросились на незрелую еще кукурузу, действовали пагубно на здоровье, вследствие чего лазарет уже был донельзя набит, кроме раненых, еще и больными.
В отряде, занявшем Дарго, хотя и числилось 12 батальонов[187], но они уже были слабы численностью, а кавалерия: казаки и конная милиция, хотя и находилась в лучшем составе, но здесь по местности почти была лишнею и обременяла отчасти своим присутствием отряд, не принося никакой существенной пользы.
Подобная невыгодная обстановка заметным образом и весьма естественно легла тяжелым гнетом на душу всех и должна была, пошатнув нравственную силу отряда, возвысить таковую неприятеля, который понял превосходство своего над нашим положения.
Лазутчики тоже с этой поры прекратили нам доставлять сведения о намерениях неприятеля, что немало увеличивало наше критическое положение.
Еще на 9-е число последовало по отряду приказание, что коль скоро последуют со стороны пройденного нами 5-го числа пути 3 пушечных выстрела и 3 ракеты, то войска, находящиеся в прикрытии пастьбы или на фуражировке, немедленно возвращаются в лагерь, а затем такие-то и такие-то части строятся за лагерем к дороге в лес, откуда 5-го числа пришли с горными орудиями и казаками, принимают всех раненых и больных, размещенных по одному и два на вьюченных лошадях, и следуют под командою генерал-лейтенанта Клюге-фон-Клугенау до чистого, по ту сторону леса места, где принимают от Андийского вагенбурга небольшого отряда сухари, снаряды и скот и, сдав ему раненых и больных, следуют на другое утро обратно: один на Дарго, другой в Андию.[188]
В числе назначенных на 9-е число частей был и наш батальон, лагерь которого был расположен именно в сторону того леса.
Однако 9-е число прошло без сигнальных 3-х выстрелов и ракет. Приказание одинаковое отдавалось и накануне 10-го числа.
С раннего вечера 9-го до самого раннего рассвета 10-го неприятельские выстрелы не умолкали по левому фасу нашего лагеря и, сливаясь в залпы, произведенные в недальнем расстоянии, имели вид, что неприятель, пользуясь темнотою, намерен перейти в более еще серьезное наступление, почему все войска в эту ночь, конечно, проведенную без всякого сна, неоднократно становились под ружье.
На рассвете, наконец, все умолкло, и наш батальон, в числе других, выступил за фуражем на ближайшие кукурузные посевы; скоро неприятель и тут оказался, и, прибывая с гор все более и более, с необыкновенной смелостью дерзко наступал; стреляя, скрываясь, сколь возможно, за плетнями полей и каждою другою защитою на данной местности заставил нас, во избежание слишком больших потерь в людях, отступить с недостаточным запасом фуража, преследуя нас с замечательной запальчивостью до самого лагеря по пятам.
Позавтракав наскоро черствым, намоченным в соленой воде сухарем и небольшим кусочком свиного сала, наш батальон, приняв скот и лошадей, прикрывал их пастьбу возле самого лагеря, но несмотря на это, неприятель и тут до обеда наскучал своими выстрелами, с обеда же отстал, оставив нас почему-то вдруг в совершенном покое.
Было три часа, вдруг слышатся отчетливо повторяющиеся в горах эхом три пушечных выстрела, а за ними три лопнувшие в горах, за лесом ракеты — условленная весть о приходе на указанное место отряда с запасами из Андии[189].
Душа каждого мыслившего вздрогнула, она перед межою от жизни к вечности, завеса еще опущена, но не долго уже ждать, и она подымется — решится судьба каждого, долго размышлять некогда — суженого конем не объедешь — с Богом вперед!
Немедленно пастьба с прикрытием отступает в лагерь, куда войдя, каждый спешит к назначенному ему месту.
Нашему батальону пришлось пройти через весь аул так как сборный пункт назначен по ту сторону его, где находилось лагерное расположение нашего батальона, пользуясь этим, каждый мимоходом забегает к себе, чтобы еще то или другое прихватить с собою или закусить на дорогу.
[180] Бенкендорф, PC, 1911, № 3, с. 468.
[181] Вагенбург — оборонное сооружение из повозок или обозного транспорта, в форме каре, полукруга или круга. Использовалось как опорный пункт. — Прим. публикатора.
[182] Автор записок находился в составе Куринского егерского полка, который действовал в авангарде и в числе первых занял Дарго 6 июля. Арьергард отряда прибыл в Дарго только 7 июля к 8 часам утра (Обзор военных действий на Кавказе в 1845 г. Тифлис. 1846. С. 44–45. Далее Обзор).
[183] Каждый завал имел длину от 3 до 40 аршин и более и ширину около 2 аршин (аршин равен 71,12 см). На приступах к Дарго горцы соорудили 22 завала, не считая засек и волчьих ям. (Эйэен фон Шварценберг. «О военных действиях на Кавказе в 1844 и 1845 гг.». В кн.: Южный сборник в пользу пострадавших от неурожая. Одесса. 1892. С. 102).
[184] Отряд для взятия аула Дарго выступил из лагеря при с. Гогатль в 4 часа утра 6 июля, прошел около 20 верст по самой трудной гористой, поросшей лесом дороге; выдержав 8 часов упорного боя и преодолев невероятные препятствия, отряд опрокинул врагов на всех пунктах и взял Дарго (Обзор, с. 45).
[185] Значки — опознавательные и сигнальные знаки отдельных частей. — Прим. публикатора.
[186] Отряд Лабынцева потерял в этой экспедиции полковника Апшеронского пехотного полка Познанского и подполковника генерального штаба 5-го корпуса Левинсона, 28 солдат, не считая раненых (Обзор, с. 46–47).
[187] По официальным данным, отряд, занявший Дарго, состоял из 10,5 батальонов, 4 рот саперов, 3 рот стрелков, 2 дивизий грузинской пешей милиции, 4 сотен казаков, 9 сотен конной милиции, 2 легких и 14 горных орудий (Обзор, с. 40).
[188] Транспортная колонна состояла из 6 рот Куринского полка под командованием полковника Юлинга (Н. Горчаков. Экспедиция в Дарго (1845 г.). Из дневника офицера Куринского полка. Кавказский сборник. Т. 2. Тифлис. 1877. С. 124).
[189] Отряд с продовольствием прибыл из Андии утром 10 июля.