Читать книгу «Суровые испытания тайги» онлайн.
Постепенно в коллективе партии назревала конфликтная ситуация из-за рабочего Григория Минченко. Интуиция Нагорных с первых дней подсказывала, что не нужно брать на необитаемые острова этого рабочего, но кто-то из местных руководителей уговорил, что там на острове он исправится. Минченко оказался человеком лёгкого, неуправляемого поведения, дерзкий, вспыльчивый, как впоследствии выяснилось, ранее судимый. В работе вёл себя вызывающе грубо, часто отказывался от работы, особенно варить пищу в свою очередь, просыпал, затягивал работу, создавая конфликтные ситуации, вступая со всеми в большие ссоры, хватаясь за нож, топор.
«Уволить бы его» — думал, сокрушаясь, Нагорных, — но нет замены, да и куда его денешь на этом острове?
В августе партия расположилась лагерем на Северо-Восточном берегу острова Большой Шантар, около озера Омокой, на зелёной, весёлой полянке, в лесочке. Нежно-малахитовый наряд лиственниц стал приобретать уже цвет охры. В лесах появилась брусника. Попадалась дичь. Красивые места, но работники партии этого не замечали. Их вельбот стоял на морском берегу, до него было метров 80. До озера значительно ближе, где часто умывались, хотя был сбоку ещё один ручей для этого.
Надо сказать, плавание в это время из-за частых ветров стало трудным. Каждый рейс вызывал яростную перебранку с рабочим Минченко, который, видимо, боялся плавать, но из партии не уходил.
К этому времени большинство труднодоступных островов уже было обследовано, но на крупных островах работы было много и по наблюдению сети, и по дешифрированию местности. Походы по большим островам были очень изнурительными, и, главное, не выдерживала одежда, так как вершины гор зачастую были покрыты кедровым стлаником или другими карликовыми растениями (багульниками и т.д.). И Иван Васильевич требовал ежедневной починки одежды от всех. Это требование выводило из себя Минченко.
Между прочим, оружие рабочим брать не разрешалось. Карабин был закреплён за десятником Горлановым, он его и носил. У Нагорных был пистолет-парабеллум (немецкий). Минченко не раз пытался взять карабин, но ему его не давали. А проводник о нём убежденно говорил: «Однако Гришку надо гнать в тайгу, его одинаково шайтан, не человек…!».
И вот 29 августа, на стоянке у озера Омокой, вечером, посовещавшись о работе, решили: завтра с утра десятник Горланов с рабочим Илларионовым подремонтируют вельбот и отправятся в пос. Бол. Шантар за продуктами и почтой. Выехать договорились пораньше.
От Минченко потребовали к работе относиться по-хорошему. Но он на это заявил, что надоели они все ему со своими увещеваниями. Тогда проводник Чапалов предложил его уволить и увезти в посёлок, временно оставить его там до попутного транспорта. Но Нагорных вновь решил дать ему неделю срока, и если не исправится, то тогда уволить его без разговоров.
Если бы Нагорных знал, что произойдет здесь завтра!
Но Минченко на предупреждение ответил руганью и, что уволить они его не имеют права.
В общем, на другой день ему предписывалось работать поваром. Но и по очереди выпадало на него же. На том и разошлись по палаткам. Но утром Минченко проспал. Первым поднялся проводник Чепалов и по договорённости с Горлановым взял карабин и пробежал вокруг лагеря, посмотрел дичь, но ничего ему не попалось.
Вторым встал Нагорных, крикнул общий подъем, быстро сходил умыться поблизости в ручье и сел у костра рядом с Чепаловым проверять журналы. А Чепалов успел развести костёр и повесил котёл для варева. После чего занялся починкой ичига (обувь), ругаясь на Минченко — «твоя совсем шайтан Гришка. Давай вылазь из палатки, однако тебя лечить немножко ремень надо».
А Нагорных на это заявил, что Минченко, видимо, не хочет кушать и придётся ему уплатить деньгами. Конечно, это шутейно было сказано. И в этот момент Минченко вылез из палатки и, видимо, первым делом увидел, что пистолет Нагорных висит на столбике у его палатки, и он его выкрал, чего никто не заметил. Тут же он завладел и карабином, который висел на сучке дерева у общей палатки и спрятался с оружием в палатке. Но Нагорных хватился, что у него пистолета с собой нет и пошёл к своей палатке. Минченко, видя, что наступает его разоблачение, сам вылез навстречу Нагорных с карабином на перевес, и передернув затвор, яростно ощерившись, с искаженным лицом зверя закричал: «Теперь-то я вас всех накормлю!» Нагорных, встретившись с этим злобным взглядом и увидев чёрный глазок прыгающего перед ним ствола карабина, чувствуя, что сейчас может сверкнуть из него страшным пламенем смерть, понял, что на него смотрят глаза убийцы. В голове промелькнула мысль: «Что же делать?»
Нагорных в этот момент уже снял с кола ремень и, конечно, понял, что в кобуре пистолета нет, а на Минченко он закричал: «Что ты делаешь?…Брось!» Но выстрел грохнул, безжалостно, прямо в живот. Окрик Нагорного повис в воздухе, и он упал, ткнувшись головой в траву, скорчившись от боли, зажав живот. Минченко же развернулся к буквально парализованному от происходящего Чепалову и выстрелил ему в голову.
В этот момент среди кустов мелькнула фигура Горланова, который вместе с Илларионовым ремонтировали вельбот, и теперь он возвращался к палаткам, неся воду в котелке, и Минченко выстрелил и в него. Горланов упал. Тогда Минченко бросил карабин и через кусты полез в сторону Горланова, вытащив пистолет. Но Горланова не оказалось, он ползком скрылся в лесу. Тогда Минченко два раза выстрелил в Илларионова, но тот сообразил, что у палаток происходит что-то ужасное и кинулся бежать в лес.
Минченко же понял, что преследовать его бесполезно и вернулся к костру. Нагорных тем временем, превозмогая боль, зажимая рану, сдерживая страшную боль, заполз в свою палатку, может быть, думал перебинтоваться. Перевернул материалы, рассыпал репродукции, обмазал их кровью и тут, услышав новые выстрелы, понял, что пощады ждать нечего, надо спасаться. И он выполз из палатки с противоположной стороны, за кусты, встал на ноги и, превозмогая боль, заковылял в лес.
Только в лес скрыться не успел. Отошел метров пятнадцать.
Минченко же, увидев, что Нагорных нет, с руганью влетел в его палатку, но и там его не обнаружил. Ругаясь, ринулся во вторую палатку, бормоча: «Ушёл черт, как же это он смог? …»
Не найдя и во второй палатке, Минченко пошёл искать за палатками и увидел его кровавый след, а затем и самого ковыляющего. Минченко вернулся к карабину, схватил его, передернул затвор, обнаружил ещё один патрон, прицелился в спину Нагорного и выстрелил. Иван Васильевич упал вперёд. Минченко же повесил карабин на дерево и с парабеллумом побежал к Нагорных. Подбежав, перевернул его на спину и увидев, что он еще живой, злорадно оскалившись, не спеша стал наводить на него пистолет.
Нагорных в этот момент, с болезненной мукой в глазах, надумал просить у садиста милосердие и пощаду, еле выговаривая слова, попросил оставить ему жизнь, что ему надо еще поднимать на ноги четверых маленьких детей (об этом сам Минченко рассказал потом на суде), но Минченко не смилостивился и с руганью выстрелил ему в живот два раза.
Затем, забрав в лагере оставшиеся продукты в рюкзак, но не найдя больше патронов для карабина и пистолета, с одним пистолетом отправился в посёлок на метеостанцию, сожалея, что выпустил двоих живыми, тогда бы и концы в воду, говорил он позднее.
Убежавшие Василий Горланов и Пётр Илларионов, соединившись, поспешили в посёлок. Они поняли, что Нагорных с проводником убиты и надо успеть раньше Минченко предупредить рабочих посёлка о возможном нападении и на них этого бандита.
И они пришли первыми. Жители посёлка были поражены случившимся. На материк немедленно была отправлена радиограмма и им пообещали выслать наряд милиции.
Сообщили и начальнику экспедиции Федосееву Г.А. в г. Свободный.
Наряд милиции, в составе двенадцати человек прибыл на остров на третий день, и до их прибытия в посёлок все жили в большом напряжении, ожидая нападения бандита.
Его появление в посёлке было отмечено воровством хлеба в пекарне. Прибывшие оперативники установили охрану в посёлке, а одна группа во главе со ст. уполномоченным Чумиканского РОМВД ст. лейтенантом Гераськиным, в составе фельдшера посёлка Большой Шантар — Шагового, десятника В. Горланова и рабочего П. Илларионова поплыла на катере на место происшествия.
Погода с утра благоприятствовала. Остров обошли с восточной стороны. В районе оз. Омокон увидели вельбот Нагорных, обсохший на берегу. Двигатель на вельботе не действовал, так как Илларионов, убегая, снял какую-то деталь.
Поднялись к палаткам. Кругом стояла мёртвая тишина. Солнечные лучи высвечивали желтеющую листву ольшаника, берёз, малахитовую хвою лиственниц. Лёгкий ветерок хлопал бортами брошенных палаток, создавая впечатление, что в них кто-то есть живой, и играючи, шевелит ими. Чувства всех обострились. Первого увидели проводника Чепалова Егора, с пулевым ранением головы. Лежал он слегка откинувшись на бок, с застывшим, каким-то испуганным лицом, продолжая держать в правой руке иглу, в левой — ичиг. На дереве около палатки увидели карабин без патронов. В палатке Нагорных был полный беспорядок: вся одежда и бельё перевернуты, рассыпаны фотоматериалы, измазанные кровью. Видимо, бандит поисками занимался бегло и ничего не нашёл, а Горланов на этот раз нашёл патроны к карабину и пистолету.
— А где же начальник? — спросил оперуполномоченный.
Осмотрели палатки и увидели кровавый след, который и привёл к Нагорных. Иван Васильевич лежал на спине, вроде отдыхая, поджав одну руку под голову, второй вроде бы пытался закрыться. На лице застыла предсмертная конвульсия боли. Человек вроде упал и ушиб ногу до боли, поэтому слегка и поджал ногу, а болевое ощущение отразилось на лице. Вокруг раскинулся целый ковёр полевых цветов, отдельные склонились над головой и лицом. Вся эта картина вызвала у всех странное, щемящее чувство острой жалости, вроде даже вины, как обычно здорового человека перед пострадавшим.