Читать книгу «Суровые испытания тайги» онлайн.
Предпоследний сброс оказался очень неудачным, два мешка упали в болото, пока добрались, они промокли, в одном находились сухари, а в другом макароны. Главное, что последний сброс так и не дождались. Работу закончили, пошли дожди, погода установилась нелётная. Ждали неделю, продукты закончились, а улучшения погоды не чувствовалось. До базы партии, которая базировалась в Экимчане, более ста километров. Все члены бригады стали настаивать идти, не дожидаясь сброса продуктов, тем более, у двух студентов, которые проходили производственную практику, через неделю должны начаться занятия. Продуктов никаких не было.
Утром рано отправились в далёкий маршрут. Накануне удалось наловить немного рыбы, а бригадир застрелил трёх рябчиков, поэтому подкрепились вполне нормально. Тропа вначале пролегала по трясине, но, удаляясь от реки Уды, она становилась устойчивой. Первый день шли до упора, одолели большое расстояние, добравшись до заброшенного рудника Болодёк. Здесь на реке Урми обнаружили перегороженное устройство реки и сплетённые морды, поставили на ночь и утром вытащили почти ведро рыбы. Сварили уху, а оставшуюся рыбу запекли и взяли с собой в маршрут.
Неожиданно подул сильный западный ветер, потянула дымом, вскоре дым заполонил всё лесное пространство. Приближался лесной пожар, Перекрыл путь в сторону перевала. Становилось душно, все начали кашлять. Решили срочно возвращаться на болота. Шли быстрыми шагами, убегая от пожарной стихии. На реке Тохикан пересекли большое болото, на котором легче дышалось, дым распространился по долине реки на мари в сторону Уды. Харьков обратил внимание, что птицы летят на восток, потом увидели зайца, убегающего в восточном направлении, но застрелить не удалось, но всё таки посчастливилось застрелить маленькую кабаргу, бежавшую из огненного пожарища.
Пожар стремительно приближался к долине. Становилось жарко, доносился шум пожарных сполохов, треск горящих смоляных крон деревьев. Харьков приказал все рюкзаки бросить, сам забрал инструмент, документы и бегом отправились через хребет в восточном направлении, нужно было успеть перевалить и спуститься в соседнее ущелье, очень крутое, к горной реке Джялик. Это единственный выход, но необходимо пересечь и опередить проход пожара. Уже совсем близко трещали в огне деревья.
На перевале один студент потерял сознание, задохнулся, упал. Харьков схватил его и, тяжело шагая, стал спускаться в крутой каньон. Здесь воздух менее задымленный. Все остальные, закрывая обшлагами рукавов курток свои носы, мчались, падая, обгоняли друг друга, пытались скорее добраться до реки. Последним со своей ношей к шумной горной реке спустился бригадир. Все начали отхаркиваться, промывать носоглотки холодной водой и отхаживать студента.
Харьков понимал, что нужно менять маршрут передвижения, люди голодные, уставшие, не уверен был, что все смогут добраться до базы партии. В узком ущелье имелась тропа, проложенная золотоискателями и охотниками через перевал до реки Селиткан. Придя в нормальное состояние, после пожарного задымления, бригада направилась по тропе на перевал. Вечерние сумерки захватили перед перевалом. Ночью в горах оказалось очень холодно, всю тёплую одежду и подстилочные оленьи шкуры, которые использовали всё лето, бросили, убегая от пожара. Всю ночь жгли костёр, обогреваясь от студеного горного воздуха.
Голодные, уставшие, утром кое-как сумели встать и двинуться на перевал. В лесу никаких съедобных ягод не было. Самыми слабыми оказались студенты, они стали отказываться идти. Предлагали их оставить, а остальным быстрее идти, взять в партии оленей и с продуктами возвратиться за ними. Топограф внушал, что до реки Селиткан осталось совсем немного, нужно организовать свои силы, спуститься с гор до реки, по которой можно на плоту поплыть до реки Селемджи, на берегу которой расположен посёлок Экимчан. Последнюю запечённую рыбку разделили перед перевалом, хотелось есть.
Наконец добрались до реки. Она оказалась многоводной, вышедшей из берегов из-за многодневных осенних дождей. На берегу, запрятавшись в густых зарослях, обнаружили охотничью избушку, в ней нашлось немного сухарей в баночке. Разделили сухари на всех. Бригадир свою порцию поделил студентам, объяснив, что у него болит желудок. Превозмогая голод, усталость, все принялись готовить плот, предвкушая, что наступает спокойное плавание, главное: не нужно идти, а можно лежать. Попытки поймать рыбу не увенчались успехом. Решили ловить рыбу с плота. Студенты измерили скорость течения реки и высчитали, через сколько дней можно приплыть в Экимчан, до которого оставалось шестьдесят километров.
Плот был готов, вещей никаких не было, кроме одного рюкзака, в котором находились документы измерений за весь летний сезон. Бурная река подхватила плот с людьми и увлекла в свою стремнину. Спокойствия на связанных брёвнах не оказалось. Поток со стремительным течением постоянно выносил плот то на один обрыв берега, то на противоположные скалистые утёсы, приходилось непрерывно отгребать вёслами и отталкиваться шестами. Зигзагообразный водный поток был настолько стремительным, что про рыбалку даже забыли.
Во второй половине дня на одном из крутых поворотов плот налетел на залом из затонувших стволов деревьев с огромными вывороченными корнями, который перегородил реку. Плот невозможно было отгрести от бушующей бурлящей стремнины, он ударился и разлетелся на отдельные брёвна. Люди оказались в ледяной воде. Студенты с визгом бросились в залом. Харьков сумел одного вытащить из воды очень быстро, за другим нырял много раз и все-таки вытянул его за волосы, а рабочие откачали. Топограф стал нырять под стволы залома в поисках рюкзака с материалами, силы иссякли. В очередной раз Харьков не вынырнул. До самой темноты рабочие пытались найти в воде своего руководителя, но так обнаружить его в тот день не удалось. На второй день обессилившие рабочие продолжили поиски топографа, но безрезультатно. Харьков утонул.
Рабочие и студенты с большими трудностями добрались до Экимчана, несколько раз сооружая новый плот. На поиски трупа на р. Селиткан отправили И.А. Потейко с группой работников. Вот тогда и был установлен памятник В.Т. Харькову на месте его захоронения.
На реке Бурея назван именем Виктора Харькова один из физико-географических объектов этого региона.
Много по стране сохранилось подобных одиноких памятников, установленных первопроходцам, которые занимались топографо-геодезическими работами в самых удаленных регионах, создавая первые топографические карты.
На севере Красноярского края, в тундре, на высоком восточном берегу озера Тембенчи, возвышается памятник погибшим геодезистам, на котором выгравировано: «Здесь, на озере Тембенчи, в 1969 году, создавая топографическую карту, трагически погибли: Токарев В.Г., Переверзев Б.М., Самофалов Л.Ф., Черников В.Г.». Эту трагедию я подробно описал в книге «Российские колумбы».
В период всеобщего картографирования нашей страны значительное число экспедиционных работников из маршрутов не возвратилось. Многим из них сооружены памятники на таёжных тропах, на берегах рек, морей и океанов, на островах, на вершинах гор, на бровках непроходимых болот, в тундре и в лесных массивах, удалённых от населённых пунктов.
Построение государственной геодезической основы страны завершено и сплошное картографирование закончено, поэтому такого количества трагических гибелей, которого достигла в ушедшем столетии картографо-геодезическая служба, никогда не будет.
Подписка о невыезде
В апреле я со своей бригадой добрался до реки Изан, через Тайшет, в Алзамай, здесь мне предстояло проработать весь полевой сезон. Пять лошадей с сёдлами пригнал Егорович, бывалый потомственный конюх-проводник. Бригада состояла из пяти человек: помощник Иван, студент Томского топографического техникума, двое рабочих и постоянный мой спутник, Егорович. Два месяца проработали очень успешно. Весенний период — это самый благоприятный сезон для экспедиционных работ в таёжных регионах. После долгих зимних камеральных работ вырываешься на природу с большим наслаждением, начинается свободный образ жизни.
Темп продвижения полевых работ с первых же дней оказался очень высоким. В этот период люди и лошади не испытывают беспокойства от комаров и разной мошкары. В лесу прохладно, природа просыпается от зимней спячки. В заросших глубоких лощинах сохранился слежавшийся ноздреватый снег. От его таяния зарождаются малюсенькие ручейки, обдавая свежим снежным холодком.
Мы остановились на берегу реки Изан, установили палатки. Это наш центральный лагерь на весь период полевых работ. В первые дни мы оставляли Егоровича с лошадьми, а сами уходили на вершины гор заниматься измерительными работами. В далёкие маршруты ездили на лошадях. Практикант быстро освоил весь комплекс полевых работ и стал вносить существенную лепту в производство топографических измерений, особенно его помощь требовалась в камеральной обработке материалов. Иван оказался хорошо подготовлен и в физическом плане, он перед поступлением в техникум отслужил в армии, в топографическом отряде.
В середине июня неожиданно Иван заболел, поднялась температура до 39°. В те годы свирепствовало опасное заболевание от укуса энцефалитных клещей. Были даже случаи со смертельным исходом. Я поспешил отправить практиканта к фельдшеру, с большим сожалением распростился с ним, зная, что к нам в тайгу ему уже не добраться, радиостанций в то время ещё не было. Егорович на лошадях со студентом поехал в деревню, а я с рабочими отправился в маршрут. Ехали они очень быстро, проводник забрал всех лошадей, поэтому в пути пересаживались на отдохнувших коней и вновь двигались в сторону деревни. В деревне, у магазина, Иван попрощался с Егоровичем, объяснив, что устал весь день в седле, поэтому пройдётся пешком до фельдшера, медпункт располагался на самой окраине деревни. Егоровичу предстояло закупить продукты по списку и завьючить их на лошадей. Продавец знал оптового экспедиционного работника. Поэтому закрыл магазин и они по списку стали затаривать вьючные мешки разными продуктами. Завьючив четыре лошади, Егорыч уселся на свою любимую кобылу, у которой имелся месячный жеребёнок, и отчалил в сторону таёжных зарослей. Жеребёнок иногда отставал, приходилось останавливаться и ждать, он сильно уставал, ему первый раз за его месячный срок со дня рождения пришлось так много идти, а иногда бежать.
Когда конюх пригнал лошадей, я у него стал расспрашивать, зачем он арендовал жеребую кобылу, которая вот-вот должна ожеребиться. Проводник объяснил, что взял специально, зная, что кобыла с жеребёнком не убежит из лагеря от людей. Лошади, они компанейские животные и одни не убегут, оставив кобылу с жеребёнком. Егорыч в лошадях толк знал, обычно во всех бригадах лошади убегают, даже спутанные. Не все спутанные возвращались в колхоз, на некоторых нападали волки и в таком состоянии они не могут отбиться, другие тонули, спутанные, переплывая через реки или пересекая труднопроходимые болота, а у Егорыча не было случаев, чтобы у него ушли лошади, уж очень хорошо он знал лошадиные повадки. Через несколько дней Егорыч узнавал наклонность и привычки каждой лошади.
Егорыч ехал, постоянно оглядываясь, следя за жеребёнком. Увидев большую поляну с густой травой, проводник решил заночевать, чувствуя, что детёныш совсем устал. Саврасик — такое имя дал конюх светло-гнедому малышу с чёрной гривой и тёмным хвостом — улёгся среди низкорослых кустов густой черники. Егорыч, развьючив коней, занялся костром. Неожиданно встревоженные лошади заржали, стали бегать, издавая испуганные звуки. Егорыч схватил свою старенькую берданку и выбежал на поляну. К его великому удивлению, рысь вцепилась оскалёнными зубами в чёрную гриву Саврасика. Жеребёнок пытался вскочить, бежать, припадая на передние коленки, падал, вновь вскакивал, а рысь тем временем делала попытки ухватиться за горло и перекусить его. Егорыч прицелился и выстрелил. Саврасик вскочил и побежал к кобыле, добравшись, он уткнулся головой в грудь матери. Она стала обнюхивать малыша, касаясь своими дрожащими губами. Огромная желтая рысь распласталась на зелёном травянистом лугу.
Испуганные лошади смотрели в сторону конюха. Он направился к Саврасику. Некоторые раны пришлось обработать, но шрамы останутся пожизненно. Самый большой испуг Егорыч испытал, когда нажимал на спусковой крючок своей берданки, ведь малейшая неточность — и пуля могла поразить Саврасика, а этого бы горя старик не вынес. В течение лета проводник обработал шкуру рыси, сделал чучело, набив во внутрь лёгкий пушистый ягель.
Возвратившись из деревни, Егорыч мне рассказывал подробно, как расстался у магазина со студентом. Я удивился, что проводник не довёз больного до медпункта и не поинтересовался у фельдшера о дальнейшей судьбе практиканта и каково его состояние? Конюх объяснил, что Иван категорически отказался ехать по деревне, сославшись, что затекли ноги и ему нужно пройтись. Я пожурил Егорыча и удивился, что Иван не зашел даже в магазин. На этом наш разговор закончился.
Первые дни без помощника работать было трудно, но вскоре пришлось приспособиться. Нам очень повезло с погодой. Погода установилась хорошая на период измерений с помощью теодолита прямых и обратных засечек, поэтому удалось завершить полевые работы досрочно.
Десятого сентября мы вышли в деревню Тымбыр. Я отправил телеграмму с почты руководству отряда, что работу закончил, отправляю сдавать лошадей в колхоз. И сразу же получил ответ от начальника отряда О.А. Дроздова, который сообщил, что он выезжает в Тымбыр, лошадей не сдавать.
О.А. Дроздов приехал очень быстро, поблагодарил меня за успешное выполнение задания и привёз мне аэроснимки и дополнительное задание. Мне очень не хотелось браться за эту работу, но отказаться не хватило наглости. Я поинтересовался судьбой моего помощника и его состоянием здоровья? Начальник отряда странно скривил лицо, недоуменно стал смотреть на меня, даже не поняв, о чем идёт речь. Я подробно изложил о случившейся болезни студента и о его отправке на лечение. Дроздов ответил, что в отряд практикант не появлялся. Я быстренько отправился в медпункт, фельдшер ответил, что в июне он находился в отпуске и медпункт был закрыт. Тогда отправили срочную телеграмму в техникум, получили ответ с упрёком в наш адрес от директора Болотова, что начался учебный процесс, а мы задерживаем практиканта. Тогда написали телеграмму домой матери Ивана и тоже получили ответ, что его там нет.
После этого обратились к участковому милиционеру. Подробно все объяснили и написали. Он потребовал объяснительные с каждого и после этого он сделал заключение, что студента застрелил Егорович и закопал его где-то в тайге, даже хотел взять его под стражу. Версия участкового сводилась к тому, что застрелил конюх студента случайно, возможно, когда стрелял в рысь или что-то ещё случилось непредвиденное в пути. Милиционер допрашивал Егорыча с пристрастием, придирчиво, применяя оскорбления. Егорыч исхудал, клялся и божился, что не убивал Ивана. В то же время не было свидетелей, что они в деревню приехали вдвоём. Участковый выдал версию Дроздову, что убийство организовал я, отправив проводника и дав ему такое задание. Версия о таком сговоре у сотрудника появилась по причине, что я очень рьяно защищал Егорыча. С меня и с Егорыча взяли подписку о невыезде.
Дроздов, как руководитель и депутат, имел большие полномочия, поэтому его поручительство позволило нам отправиться в тайгу, чтобы выполнить дополнительный объем полевых работ. Настроение у всех было грустное. Мы с Егоровичем попали в категорию подозреваемых в убийстве студента. Каждый вечер у костра начинался разговор о практиканте. Всем было ясно, что в живых Иван не остался, все разговоры сводились, что он скончался от энцефалитного укуса клеща, но кто-то должен был его увидеть в деревне? Вопросов возникало много, но ни единого ответа не всплывало. Я решил: при возвращении в деревню, пойду по улице и буду заходить в каждый дом, спрашивать, кто-то наверняка, видел Ивана, когда он шёл от магазина до медпункта.