Да, точно. Хоть это утешает.
И ведь… Никто не узнает!
— Всё нормально, — не смотрю на него. Но он напугал. Стараюсь абстрагироваться и сделать вид, что он ничего не сделал.
— Точно? — переспрашивает.
Я киваю.
Оборачиваюсь.
Натягиваю улыбку и прикрываю глаза, выдавая:
— Всё нормально, — утешаю его. — Правда. Мой папа порой орёт громче.
И ведь это правда. Только вот не на меня. А на подчинённых. Я не помню ни дня, когда на меня орали. Или так громко говорили моё имя.
Ладно, всё нормально.
— Я кушать хочу, — немного наглею. Переключаю тему, чтобы не было этой паузы между нами. — Шоколадку не хочу.
У меня уже… Живот от неё болит.
Дикий улыбается. Обнажает белые зубы с двумя острыми клыками. Вампирюга. Самая настоящая.
— Наглая ты, Ежевика.
Немного бывает такое… Скромность — от мамы. От папы — наглость. Он всегда говорил, что без неё тяжело в этой жизни. Но только вот я ей пользуюсь только с теми людьми… К которым отношусь хорошо. И привыкаю. Немного привязываюсь. Но не с незнакомцами.
Поэтому сейчас Дикий для меня…
Уже не чужой человек.
Особенно после того, как помог мне уже два раза.
И я… Даже несмотря на то, что он повысил на меня голос… Ему доверяю. И то, что он мужчина — ни капли не пугает меня. Я буду по-прежнему краснеть от него. Но… Уже по-другому. Мне с ним легко. Приятно.
Жаль только…
Что скоро мы больше не увидимся.
Глава 20. Дикий
Дикий
Совесть гложет.
Знаю, какая она забитая. Ранимая. Скромная и вообще не умеет разговаривать. А я наорал. Но сколько можно спрашивать, не мешает ли она мне? Каждый раз, когда заводит эту тему — хочу свернуть тонкую шею.
Надоела.
Поэтому и накричал.
Ну, а фига ли?
Такой я. Грубый моральный урод.
А, ладно. Сейчас мы обязательно замолим все грехи.