— Если тебя успокаивает только секс, то у тебя серьёзные проблемы, малышка.
Гермиона улыбнулась.
— Я немного ошиблась. Спокойствие — не совсем подходящее слово. Скорее, я чувствую себя в безопасности. А ещё… целостность! Как будто часть меня обрела недостающую половину.
Северус точно знал, что она имела в виду. И одна мысль об этом подстегнула его задвигаться быстрее.
— У тебя получается гораздо лучше, чем ты думала.
Гермиона усмехнулась.
— Я ещё не сказала ни единого грязного словечка.
— Мне всё равно. Я предпочитаю честность.
— Ты уверен?
Он ухмыльнулся и поцеловал её.
— Абсолютно. Хочешь попробовать и то, и другое?
— И то, и другое?
— Да. Скажи, что ты сейчас чувствуешь?
— Это удивительно! Идеально! Мне настолько хорошо, что, кажется, ещё немного, и я вот-вот взорвусь! Как будто внутри меня частица рая. И с каждым толчком немного шевелится пробка, создавая везде почти невыносимую наполненность!
— Очень хорошо, любимая. Я могу вечно слушать твой голос.
— Мне трудно говорить, когда я приближаюсь к оргазму…
— Я знаю. Можешь помолчать.
— Поцелуй меня?..
Северус прижался к её губам, пытаясь заглушить собственные стоны. Когда он начал дразнить языком её губы, она тоже застонала. Он завладел её ртом, давая ей те ощущения, которых она жаждала. Единственный способ, которым можно было окончательно завладеть всем её телом, — это вытащить чёртову пробку и засунуть пальцы в её растянутую дырочку.
Низ живота Гермионы непроизвольно сжался, когда его язык заскользил по её язычку. Он трахал её рот так же яростно и нетерпеливо. Она снова обняла его руками, отвечая на медленные толчки его языка своим собственным. Он целовался с ней жадно, исступлённо и так долго, как это было возможно. Её приветливый трепещущий язычок был так же возбуждён, как и голос, которым она умоляла его о близости. Как только дыхание девушки стало слишком частым и прерывистым, он оторвался от её губ и начал целовать шею. Через несколько секунд она уже всхлипывала, наклоняя голову и подставляя ему незащищённые места. Северус добрался до маленькой ушной раковины и слегка прикусил мочку.
— Ты можешь говорить?
Гермиона тихонько пискнула и кивнула. Его язык скользнул по краю уха, а затем он снова зашептал, согревая и оставляя обжигающий след своим дыханием:
— Как ты?
Она сглотнула и задрожала, когда по её шее побежали мурашки.
— Северус, я уже близко! Пожалуйста, давай быстрее!
— Я сделаю это, как только ты расскажешь о своих ощущениях.
— Мне так хорошо! Мне нравится, когда ты трахаешь меня вот так жёстко! Тогда я вся как будто в огне! — пылко прошептала она.
Он увеличил скорость — не настолько, чтобы запыхаться, но достаточно, чтобы заставить её стонать чуть громче. Его губы снова нашли её шею, он принялся всасывать и покусывать кожу над сонной артерией.
Гермиона со всех сил вцепилась в его спину. Внутри медленно разгорался чувственный пожар, и она не знала, сколько ещё сможет выдержать, прежде чем её охватит всепоглощающее пламя. Она чувствовала, как Северус прикусывал кожу своими чуть изогнутыми жадными губами, а потом зализывал её языком, словно извинялся за оставленные любовные укусы, но от этих ощущений клитор и влагалище пульсировали только сильнее.
Он прислушивался и ждал. Её стоны и крики стали для него своеобразной дорожной картой. «Не так быстро, Гермиона. Я собираюсь добраться до пункта назначения, только когда внутри тебя всё накалится до предела, а ты сможешь лишь беспомощно хныкать. Твоё тело несколько раз пройдёт через волны предупреждающих сокращений, и только когда ты начнёшь задыхаться, будучи не в силах нормально дышать, я встану на пороге и позвоню в дверь».