— Пустяки! — ответила Эвелина, силясь улыбнуться. — Разве вы не сделали бы то же самое для меня?
Спустившись к себе, она послала Норетту предупредить потихоньку консьержку. Мадам Кэлин тут же поднялась наверх, даже не успев опустить закатанные рукава, — она как раз затеяла большую стирку. Узнав, в чем дело, она стала ругать Стефана последними словами и тут же заверила, что ее сестра будет «счастлива помочь людям, которые попали в беду». Было решено, что Жорж уйдет первым, а Мишель его проводит и объяснит Планке, что от него требуется. Мадам Моско набила чемодан одеждой и бельем, но, когда все было готово и ей нужно было расстаться с Жоржем, ею овладело отчаяние. Она обнимала сына, осыпала его поцелуями, словно прощаясь с ним навсегда.
— Ну, мама, ну, перестань! — наконец сказал Жорж, вырываясь из ее объятий. — Что я, маленький, что ли! Мне уже двенадцать лет!
— Да и вся-то разлука на несколько дней! — добавил его отец голосом, дрожавшим помимо его воли. — Иди, Жорж, сынок, иди с Мишелем!
Жорж схватил свой чемодан и, не оборачиваясь, выбежал за дверь. Упав на стул, его мать прошептала:
— Никогда больше я его не увижу!
— Обязательно увидите! — заявила мадам Кэлин. — Что же мне-то говорить: я ведь своего сына целый год не видала! Но сейчас не время болтать… Дайте-ка я помогу вам собрать вещи.
Тут опять началась суета. Мадам Моско заметалась по комнате: то искала рубашку, то хватала какой-то галстук, не зная, что выбрать. Пришлось чуть ли не силой вырвать у нее из рук книги, которыми наградили Жоржа за успехи в школе, — она собиралась сунуть их в чемодан. Муж ходил за ней по пятам, умоляя поторопиться, потому что иначе они не успеют уйти и тогда она и в самом деле никогда больше не увидит Жоржа. Этот последний довод оказал свое действие. Мадам Моско вновь овладела собой и, поддерживаемая Эвелиной, наконец вышла на лестницу. А консьержка тем временем пошла вперед — удостовериться, что в вестибюле нет никого из Гурров. Было решено, что мадам Кэлин и Норетта проводят беглецов. Сестра консьержки, по счастью, жила совсем близко.
Когда маленькая группа вышла из дому, Эвелина вернулась к себе. Она накормила Фанфана и Соланж, а остатки обеда поставила на плиту — для Мишеля и Норетты. Сама она не могла есть. Сидя на своем обычном месте между младшими ребятами, она машинально накладывала им в тарелки еду, вздрагивая от любого звука. Наконец раздался звонок. Вся в слезах, вошла Норетта.
— Что с тобой? — воскликнула Соланж, подбегая к подруге. — Ты ушиблась?
— Нет, — всхлипывая, пробормотала Норетта, — я не… я не ушиблась… Ой, мама… мамочка… их увели!
— Да, — сказала мадам Кэлин, появляясь вслед за Нореттой, — их взяли, схватили в ту самую минуту, когда мы свернули на улицу Одеон! Боже мой, боже мой, какое горе!
Эвелина схватилась за голову.
— Несчастные! — сказала она, не в силах сдержать слезы. — Как это могло случиться? Ума не приложу! Откуда немцы могли знать, кто они такие? Что, у них спросили документы?
— Да что вы! — ответила консьержка. — Немцы ехали мимо на своем автомобиле. Вдруг машина остановилась у тротуара, из нее вышли двое и подбежали к нам. Они схватили бедных Моско и потащили их к машине; те и опомниться не успели… Только Моско-отец, когда его вталкивали в автомобиль, обернулся и попросту впился в меня глазами… О, я знаю, что он хотел мне сказать… Одно слово: «Жорж»…
— Но кто же их арестовал? Немцы? Или, может, это французы?
— Кто знает, эти типы были в штатском, больше я ничего не успела заметить. Конечно, я тут же подумала, не Стефан ли с ними. Только он один мог опознать бедных Моско в толпе. Я пыталась разглядеть, кто сидит в машине, но она тут же отъехала и на огромной скорости покатила к бульвару Сен-Жермен… Ах, — с отвращением продолжала консьержка, — как подумаю, что этот маленький негодяй живет в нашем доме! Нечего сказать, хороши гитлеровские прихвостни!
— Хватит! — закричал Мишель, который только что вернулся домой и узнал от Норетты страшную новость. — Мама, прошу тебя, не мешай мне! Сейчас я сделаю из Стефана котлету!..
Он бросился к двери, но мать удержала его, схватив за край свитера.
— Нет, — сказала она, — сейчас нельзя, как ты не понимаешь!.. Вспомни о Жорже!
— При чем тут Жорж? — крикнул Мишель. — Жоржу ничего не угрожает!
— Как знать? Я совсем не спокойна за него… И теперь, куда он денется один на свете…
— Но ведь его родители вернутся, правда? — умоляюще спросила Соланж.
Эвелина выпрямилась и, смахнув слезы, ответила:
— Да, они вернутся, и настанет день, когда мы наконец соберемся вместе, когда возвратятся домой все, с кем мы разлучены… Но вот что, ребята: дайте-ка я быстро схожу в квартиру наших Моско. Ведь комнаты арестованных опечатывают, а их вещи отправляют в Германию. Я соберу все, что смогу… Вы со мной, мадам Кэлин?.. Да, а как я к ним войду, где взять ключ?
— Ключ у меня, — ответила консьержка. — Моско отдал его мне, когда мы спускались с лестницы.
Женщины торопливо поднялись в квартиру Моско и спрятали в мешки самое ценное: столовое серебро, кое-какие украшения и, наконец, вещи Жоржа — те, что не вошли в чемодан.
Эвелина прихватила также книги, которыми школа наградила Жоржа, а Мишель, прокравшийся следом за матерью в квартиру Моско, забрал с камина свою наборную кассу. Все вещи снесли вниз и спрятали в комнате девочек, под кроватями. Мадам Кэлин с горестным вздохом заперла опустевшую квартиру. Все кончено — бедным Моско ничем теперь не поможешь.
Но у Эвелины Селье еще оставался тяжелый долг. Часам к шести, когда стало темнеть, она попросила Норетту разогреть ужин, а сама пошла к Жоржу, гостившему у Планке. Она нашла его в мастерской. Вооружившись огромной пилой, он изо всех сил старался распилить толстенную доску. Плотник с усмешкой наблюдал за ним.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказала мальчику Эвелина.