– Диктатор хренов! – тру глаза, забыв о том, что не умывалась. – Черт! – Разглядываю черные разводы от туши на пальцах.
– Так диктатор или черт, малышка? Ты уж определись?
Вика тихонько хихикает, но мгновенно затыкается, встретив мой испепеляющий взгляд. Ну, хоть чему-то хорошему я у Клима научилась.
– Я никуда не поеду, – заявляю твердо.
– Поедешь. Только вот в костюме сонной панды или девочки-гота из «Семейки Адамс», решать тебе.
Козел!
– Ты не посмеешь…
– А давай проверим, – приподнятая черная бровь и решительный шаг к моей постели остужают пыл и отправляют дерзость в нокаут.
– Ладно-ладно! – вытягиваю руку вперед, второй сжимая одеяло на груди. – Жди меня на улице. Я сейчас спущусь.
– Вот и умничка. У тебя десять минут.
Никита покидает комнату, и я поворачиваюсь к Вике, обещая все муки ада за то, что она меня так подставила. Соседка невинно хлопает ресницами и поджимает губы. Стыдно ей? Азарт в глазах подсказывает, что нет.
– Может, все-таки дать тебе то красное платье? – предлагает она.
– Давай. На нем не будут видны капли крови, после того, как я откушу тебе голову.
Никита ждёт меня у машины, спрятав руки в карманах кожаной куртки. Его волосы треплет холодный ветер. Шагаю медленно, желая немного позлить демона. Пусть помёрзнет. Ему стоит остыть.
– А где косички? – насмешливо спрашивает Никита.
– Тебе в рифму ответить или правду?
– Ань, чего ты бесишься? Мы же договорились.
Он открывает пассажирскую дверь и кивает в сторону, предлагая сесть. Складываю руки на груди и остаюсь стоять на месте:
– Мы ни о чем не договаривались. Ты все сам решил.
– Но ты согласилась, – парирует Клим.
– Потому что ты не оставляешь выбора. Так это не работает. Нельзя сначала заставить человека принять решение, а потом утверждать, что оно его собственное.
– Но ты здесь. Стоишь сейчас рядом со мной. Вышла своими ножками, значит…
– Нет! Ничего это не значит! Ты просто меня запугал!
Он делает шаг вперед и наклоняется к моему лицу:
– Ты меня боишься?
Отвожу взгляд, но через мгновение возвращаюсь к темно-карим глазам. То ли ветер толкает в спину, то ли я сама подаюсь немного вперед. Боюсь ли я Никиту? До чертиков. До темных кругов перед глазами. Но это страх не перед человеком, а перед тем, кем я становлюсь рядом с ним или могу стать.
– Да, – отвечаю честно и коротко и впервые вижу на лице Клима тревогу и замешательство.
Что это? Разве он не должен наслаждаться выигрышным положением? Разве он не этого добивался? Ему же нравится запугивать тех, кто его окружает. «Боятся, значит уважают». Я так не думаю. Страх никак не может перерасти в уважение, преданность и тем более в дружбу.
– Возвращайся в общагу, – резко бросает Клим и толкает дверь, разрушая вечернюю тишину двора громким хлопком.
Никита обходит машину, прыгает за руль и уезжает так быстро, что я даже не успеваю ничего понять. А разве психов вообще можно понять?