С недоумением и интересом Лютце измерил офицера взглядом.
«Знает что-нибудь или?.. — задумался он. — Возможно, за эти четыре дня им удалось что-либо узнать. Может быть, взяли Пауля? Это было бы прискорбно. Но вряд ли: Пауль ушел до того, как обложили меня… Чепуха. Ничего ему неизвестно, этому капитану, тем более прошлое: даже в отделе «Иностранные армии Востока» немногие были посвящены в мои прежние дела», — решил он.
— Вы напрасно стараетесь, — пренебрежительно сказал Лютце. — Память моя не сговорчива.
— И все же попробуем…
В голосе капитана не было ни настойчивости, ни тем более требования, он разговаривал с ним словно с нашалившим ребенком, тоном человека, который не сомневается, что сейчас будет раскаяние. И это бесило Лютце. Он почему-то стал думать о последствиях, хоть раньше это его мало заботило. «Да, ответственность усугублялась тем, что одного из русских он, кажется, отправил к праотцам. Лучше было бы после этого не попадаться. Конечно, пощады не будет… Плевать! Он же не трус! Но… Одно дело — мгновенно убить себя в горячке борьбы и совсем другое — ждать и думать о том, когда тебя поставят к стенке». Он снова закурил:
— Что ж, капитан, попробуйте. Посмотрю, что у вас получится.
— На первых порах запишем так, как значится в ваших документах.
— Пожалуйста, пишите: Макс Лютце, девятнадцатого года. Родился в Дуйсбурге. Родственников не имею. Капитан вермахта, ваш тезка по званию…
— Чем занимаетесь, где проживали последнее время?
Еще в камере, в ожидании допроса, Лютце продумал, от чего он будет отказываться, отрицать. Певичку не назовет. Эта пора его пребывания в Энбурге вряд ли кому известна. О хозяйке новой квартиры придется сказать. Она обыкновенная баба, ничего особого не знает. Да и ничего еще не успела сделать. Карл? Там все в порядке. Этот и под дулом пистолета будет стоять на своем и не вспомнит их прежнего знакомства. Тогда он легко отвертится. И все же голову сверлила мысль: где же он допустил ошибку?
— Повторите ваш вопрос, — поднял голову Лютце. — Я не понял.
— Очень понятный был вопрос. Чем занимались и где проживали последнее время? — так же спокойно повторил Фомин.
— Был посредником строительных работ. Недавно закончил ремонт автостанции. Подыскивал новую работу. Снимал комнату у госпожи Грабе на Майсенштрассе, 2.
— Какую работу считаете постоянной: ту, что только назвали, или ту, о которой предпочитаете молчать? Имею в виду задание, полученное вами.
— При наличии у вас моих документов и улик, которыми вы располагаете, — Лютце потрогал свою челюсть, — молчать, пожалуй, нет смысла. Первая работа, могу вам доложить, вполне официальная. Это могут подтвердить и свидетели…
«Черт возьми! Как узнать, вызывали они Карла или нет», — мучительно думал Лютце и продолжал:
— Ну, а что касается второй — то одно небольшое дельце, что-то вроде воскресной прогулки…
— Если я не ошибаюсь, целью этой прогулки было специальное бюро?
— Да.
Лютце был достаточно искусный разведчик и отлично понимав, что отрицать в данной ситуации свою причастность к деятельности английской разведки, проявляющей повышенный интерес к энбургскому объединенному конструкторскому бюро, нелепо. Тут нужно было попытаться поиграть в правдивость. И это могло в дальнейшем пригодиться, хотя бы ради спасения своей шкуры.
— Ближайший ваш хозяин майор Старк? — спросил Фомин.
— Не столько Старк, сколько его деньги. Вы знаете, деньги — это океан, в котором тонут страх, совесть, любовь и честь.
— Если глядеть на деньги с позиции таких людей, как вы, возможно, и так. Но совесть, любовь и честь помогла нам разгромить армии Гитлера, показать миру порочность и несостоятельность фашистской идеологии.
— Не собираетесь ли вы, господин капитан, преподавать мне социалистическую мораль? Мне, для которого вечный мрак ада всегда был ближе, чем атмосфера чистилища?
— Нет, не собираюсь, но напомнить кое-что могу. Бисмарка, например. Надеюсь слышали о таком?
— Допустим.
— Так вот, Бисмарк настойчиво советовал жить в мире с Россией. Были и другие трезвые головы. Бывший командующий рейхсвера генерал фон Сект предупреждал: «Если Германия начнет войну против России, то она будет вести безнадежную войну».
— Оба мертвецы, — цинично заметил Лютце.
— Уважение к живым начинается с уважения к памяти мертвых.
— Кто хорошо служит родине, не нуждается в предках, — криво ухмыльнулся Лютце. — Вы любите загадки. Ну так как же?.. Осечка, господин капитан?