Кторов пригласил Фомина сесть и первым долгом взял карту.
— Надеюсь, дактилоскопические отпечатки сделаны, и с ней можно обращаться смело?
— Да, конечно, Георгий Васильевич.
Развернув карту, полковник спросил:
— Запросили Вернигероде? Что там известно об этом Клюге?
— Говорил с майором Гудковым. Он пообещал все быстро выяснить.
— А что заявитель? Как ведет себя?
— Вполне уверенно и, на мой взгляд, искренне. О его поведении я пока еще не сделал окончательного заключения.
Скиталец принес с машинки последние листы перевода, и Кторов стал читать заявление Вышпольского.
— Любопытно, — сказал он. — Ну, а что вы думаете о Мевисе-Клюге?
— Если судить по заявлению поляка, фигура важная. Возможно — связник. Мало вероятно, чтобы англичане использовали его в качестве рядового шпиона.
— Возможно, возможно, — Кторов постукивал по карте карандашом, — однако, вызывает сомнение, как это один человек ухитрился вести наблюдение за таким обширным районом. Ну ладно, подождем, что сообщат из Вернигероде. А пока, чтобы не терять времени, давайте сюда вашего молодца.
Через несколько минут Фомин ввел поляка.
— Здравствуйте, господин Вышпольский, — сказал Кторов. — Проходите, садитесь.
— Спасибо, пан… — Вышпольский вопросительно глядел на Фомина. Кторов был в штатском.
— Полковник, — подсказал Фомин.
— Да, спасибо, пан полковник, — почтительно повторил Вышпольский и опустился в глубокое кресло у письменного стола.
— Трудно было переходить границу?
— Нет, пан полковник, не очень. С той стороны она охраняется плохо.
— Как добирались до границы?
— На попутных машинах, а потом пешком.
— Из вашего заявления я понял, что ваша матушка сейчас в Ганновере?
— Да.
— Чем она занимается?
— Я рассказывал пану капитану. У нее больные легкие — по этой причине мы и застряли в Ганновере. Из-за ее болезни нам и разрешили переехать в город из лагеря для перемещенных лиц.
— Она где-нибудь работает? — повторил вопрос Кторов.
— В небольшом частном ателье — мама хорошая портниха-модельер. Когда она немного оправилась от болезни, нашла эту работу. Платят, правда, мало, но все же деньги.
— Есть ли у вас родственники в Польше?
— Нет, пан полковник. Отец погиб еще в сороковом году. Теперь больше никого. Когда меня отправляли в Германию, мать не захотела разлучаться и поехала со мной.
— Вы сможете задержаться у нас день — другой?