— Как бы разъезд не напоролся, — ворчал Оса. — Зарываются, прохвосты.
Тропа стала широкой и свернула за утес. Оса глянул и бешено погнал коня. Разъезд погибал. Несколько коней, на которых сидели пограничники, по-видимому, раньше принадлежали контрабандистам.
Они упорно поворачивали сами назад, боясь выстрелов. Один горячо понесся вперед, и одинокий пограничник врезался в толпу контрабандистов. Оса видел, как его сорвали арканом с седла и как обнаженный клинок бесполезно сверкнул в воздухе. Пограничник грохнулся на землю, и несколько человек навалились на него.
— Убивают! Голика убивают! — закричали четверо.
Они старались справиться с обезумевшими конями. Но из толпы контрабандистов частым градом посыпались выстрелы, и один конь завертелся на месте. Кони расстилались в карьере, но Кондратий видел, что остается еще не менее двух минут ходу. Позади контрабандистов вдруг часто забили выстрелы.
— Ур-ра! — вырвалось у атакующих.
Все поняли, что Будай зашел сзади. Кондратий подал команду. Холодная сталь обнаженных клинков красными зеркальными полосами сверкнула в лучах заходящего солнца. Разведчик впереди спрыгнул с коня. Под выстрелами он поправил подпругу и хотел вскочить в седло, но в коня хлопнула пул. Конь рванулся вперед, пограничник зацепился за переднюю луку деревянного седла ремнем шашки, и конь поволок его карьером к толпе контрабандистов.
— Плоц, Плоц пропал! — раздались крики. — Убьют!
Второй пограничник влетел в толпу контрабандистов, но следом вломился Оса. Несколько торопливых выстрелов прогремели в упор. Несколько страшных, размашистых ударов клинка обрушились на кого-то. Потом раздался взрыв разноголосого вопля, и все было кончено.
— Сдались! Голик жив?
— Щеку прорезали.
— Плоц?
— Ничего, отделался.
— Та-ак, разворачивай тюки! Сколько вьючных лошадей?
— Забирай прежде винтовки! Мало тебе еще?
— Давай, дьявол!
Торопливо обезоруживали и считали задержанных. Алы протискивался сквозь толпу своих и чужих и быстро заговорил:
— Когда мы бросились вперед, я видел след, который пошел в сторону. Туда ушло лошадей пятьдесят.
— Будай, возьми десять человек и карауль, — возбужденно сказал Кондратий.
— Сидай, скорей, черт! Уйдут, дьявол! — торопил кто-то товарища. — Увезут все твое лекарство к черту!
Ближайший контрабандист бросился с ножом на Алы, но беззвучно упал вперед от страшного, хряснувшего удара прикладом.
— Не зевай! — холодно сказал Саламатин.
Алы засмеялся, приложив руку к сердцу, и вскочил в седло. Кондратий и почти весь отряд тронулись за Алы и Джанмурчи. Тьма сгустилась. Тропа под ногами коней разделялась на каждом шагу. Белые полотна тропинок уходили в сторону за утесы, скрывались в кустарнике и иногда ползли куда-то вниз, в пропасть. Алы ехал впереди всех. Он впился глазами в тропу и, тихонько посмеиваясь, уверенно сворачивал то на одну, то на другую тропинку. Они ехали недолго. Перед ними открылась ложбина, и Оса закричал от радости: больше сотни вьючных животных, из которых многие были нагружены опием, связанные поводами, стояли тесным табуном.
— За это он хотел меня убить, — засмеявшись, сказал Алы. — Вот! — И он приблизился к табуну.
Стали считать коней.
— Восемь, девять, десять.
— Саламатин, сколько тут опия?
— Сейчас! Десять, пятнадцать! По двадцать фунтов считайте!
Оса боялся внезапного нападения в темноте и потому приказал вести коней немедленно. Когда он вернулся, уже горели костры. Поодаль сидели задержанные. У другого огня весело болтали пограничники. За десять последних дней в первый раз встретился кустарник. Оса выставил караул около задержанных и лег спать. Сквозь сон он слышал, как пограничники переговаривались о чем-то и хохотали. Как только стало светать, Оса вскочил на ноги. Более тридцати пограничников с тревогой смотрели на своего командира. Никто не хотел ехать назад с задержанными.
Оса приказал бросить жребий. Два старых и три молодых пограничника, огорченные и недоумевающие, подошли к нему. У них был такой вид, как будто их жестоко одурачили.