— Тихон! Ушёл убивать Гердера!
Владимир Васильевич оторвал взгляд от свежей газеты и спокойно сказал:
— Сядь, Таня, успокойся. Объясни всё по порядку. Какого Гердера, почему его нужно убивать?
— Гердер! Старший лейтенант, следователь гестапо!
— А кто послал Тарасова?
— Да никто… сам он. Его опять поймают!
— Цыц ты. Кого поймают? Толком говори.
— Он его убьёт, а его поймают!
Владимир Васильевич внимательно посмотрел в широко раскрытые, испуганные глаза и понял, что Тихон опять затеял какую-то авантюру.
— Таня, скажи спокойно: кто его послал и сколько человек пошло с ним на операцию.
— Никто! Один! Пошёл — и всё! Разозлился и пошёл! Я его уговаривала, уговаривала, а он всё равно пошёл!
— Давно?
— Нет, только что.
— Один?
— Один. Я же говорю…
— По какой дороге? — быстро надевая полушубок и шапку, спросил комиссар.
— В сторону ручья.
…Через полчаса насупившийся, злой Тихон сидел в землянке комиссара. Злился он на Таню, которая выдала комиссару его намерения, на себя за то, что не успел нырнуть в кусты от конных партизан, посланных за ним вдогонку, и на комиссара: он чего-то ждал, оттягивая неприятный для Тихона разговор, будто унижать Тихона ему доставляло огромное удовольствие.
А Владимир Васильевич, убедившись, что Тихон немного остыл, спокойно сказал:
— Расскажи, что случилось?
Тихон нахмурился ещё больше и молчал, катая ногой еловую шишку, валявшуюся на полу.
— Что молчишь, герой?
Тихон встал.
— Что говорить-то, всё равно я его убью!
Таня вздрогнула и восхищённо посмотрела на Тихона.
— Может быть, ты внесёшь ясность? — перехватив её взгляд, спросил комиссар.
— Я? — наивно улыбаясь, спросила Таня и покосилась на Владимира Васильевича.
И были в это время на её лице и добрая простота, и чисто девичья лукавинка. Но ненадолго. Через какую-то долю секунды глаза их встретились, и Таня, стыдливо опустив голову, тихо сказала:
— Из-за меня он…
— А… — протянул комиссар, — тогда мне всё ясно.