Командир строго смотрит в лицо полицая, но оно спокойно. Опять наступила тяжёлая пауза. Капитан строго постучал пальцами по столу и тихо сказал:
— Не притворяйся, нам всё известно.
— А я ничего не понимаю!
— Не понимаешь?
— Абсолютно!
— А командиру можно врать?
— Никак нет!
— А ты врёшь!
— Никак нет, я не понимаю, о чём вы говорите.
— Так-таки не понимаешь? Хорошо. А кто агитировал Пенькова? Молчишь?
Казалось, Виктор шлёпнулся в лужу — так он оторопел, но только на одну секунду.
— Что же ты молчишь? Кто агитировал? Пушкин? Может быть, лейтенант Антонов?
Виктор уже поборол растерянность, разыграл недоумение, но ему это не очень удалось.
Командир роты продолжал, не давая опомниться:
— Отвечать быстро! Кто руководитель? Состав организации?
— Господин капитан, ей-богу, я ничего не понимаю! Какая организация, что этот придурок выдумал? — Виктор уже оправился от неожиданности: — Я ему в шутку, а он бежит к вам. Выслужиться хочет!
— Довольно. Прекратить детский лепет и отвечать на мои вопросы.
Белов молчит.
— Значит, не признаёшься? — повысил голос командир роты. — Хорошо, мы найдём способ вытрясти из тебя признание вместе с твоими куриными мозгами!
— Господин капитан!
— Молчать!
— Это проще всего, а разобраться, конечно, труднее.
— Молчать! Грязный изменник! В гестапо! Там быстро разберутся! Антонов!
— Слушаю.
— Немедленно сообщите в гестапо, что у нас в роте появились коммунисты.
— Есть!
И опять Белову:
— Врёшь, мерзавец! Не хочешь разговаривать со своими — там заговоришь! Изменникам в гестапо умеют развязывать языки!
— Не пугайте, господин капитан, — сказал Виктор с той долей спокойствия, которая означала верхнюю границу терпения: за ней мог последовать взрыв.
Но капитан, казалось, не замечал этого и продолжал кричать резким, неприятным голосом: