— И палач может быть вежлив и воспитан?
— Конечно.
— Убийца — есть убийца! Как он ни рядись, лучше от этого не станет!
— Но тогда и коммунисты тоже убийцы?
— Нет! Мы убиваем палачей — значит, боремся со смертью.
— А разве ты коммунист?
— А вы этого ещё не поняли?
— А конкретнее.
— У нас все коммунисты.
— Это только громкие слова.
— Нет, это не только слова, это — факт, только он вам не по нраву, вот вы и не хотите его признавать.
— Хорошо, Тихон, это пустой разговор: мы останемся каждый при своём мнении. Ты лучше ответь на мой вопрос: на что ты всё-таки надеешься?
— На что я надеюсь, да? Я не надеюсь, а твёрдо уверен, что очень скоро мы погоним вас со своей земли, и всем вам будет крышка!
— Стоп! — резко перебил его Демель. — Ты слишком увлёкся! Кроме того, я совершенно не разделяю твоего мнения, я уверен в обратном. Я тебе разрешаю, — уже с откровенной злобой продолжал он, — докажи свою правоту.
— Что доказывать, вы и сами знаете, что я прав.
— Это не доказательство! — уже закричал взбешённый Демель. — Ты давай аргументы! Истина только тогда живёт, когда она доказана! А это пустая болтовня! Я уверен в нашей победе!
— Дело ваше! Будильник прозвенел, а будете вы вставать или ещё понежитесь, это уж не моё дело.
Демель с шумом встал. Глаза его сверкали, ноздри раздувались.
— Сколько тебе лет, философ? — сквозь стиснутые зубы прошипел он и, выйдя из-за стола, подошёл вплотную к Тихону.
— Пока — двадцать два, — стараясь быть спокойным, не вставая, ответил Тихон, понимая, что беседа с ним подходит к концу.
— Почему — «пока»?
— Потому что потом будет двадцать три и так далее.
— Не будет!
Тихон насмешливо посмотрел на взбешённого гестаповца и, не повышая голоса, сказал:
— Не надолго же вас хватило, господин майор. Не пугайте, мы не робкого десятка! Я умру, но от этого ничего не изменится. Нас много…
— Всех перебьём! Уничтожим! — Демель уже не мог владеть собой. — Быдло! Стадо баранов! Подумаешь, партизаны! Герои! Ослы вы, а не герои! Наш человек в отряде командует вами, а вы подчиняетесь. Плебеи! — Демель судорожно задохнулся и в изнеможении умолк.
— За откровенность спасибо, — грустно проговорил Тихон. — Очень жаль, что ваша информация останется не до конца оценённой. Но ничего. Наступит время, когда вас, фашистов, и немцы проклинать будут, не только мы.
— Увести мерзавца! — яростно процедил Демель. — И расстрелять сегодня же ночью. А чтобы не обижался на немцев, пусть расстреляют русские, — пусть поймёт, что не все они коммунисты!
Поздней холодной ночью со двора районного отделения гестапо медленно выехал грузовик. В кузове, окружённый тремя полицейскими, сидел Тихон. Майор Демель сдержал своё слово: партизана везли на расстрел русские, жизнь его оборвёт русская пуля, посланная из русской трёхлинейки.
Темно.