Читать книгу «Антология советского детектива-31. Компиляция. Книги 1-20» онлайн.
— Проворный, значит? И непьющий? — думая о своем, отчужденно переспросил Кашеваров. — Что же, пусть рисует… Только вечер в клубе назначьте, когда будет портрет. Событие станет более впечатляющим.
— Очень ценный совет, — сказал Май Севостьянович и, увидев вошедшего Глеба, просиял: — Знакомься. Это — товарищ Кашеваров, сын героя гражданской войны Кондратия Федоровича Кашеварова. А это, позвольте, Степан Кондратьевич, задержать внимание, Глеб Карасев. Москвич, старатель и лучший наш солист…
Кашеваров задержал в своей руке руку Глеба:
— Приятно встретиться с земляком.
У двери Кашеваров услыхал, как Настя говорила:
— Глеб, ты сможешь снова проводить меня до аэродрома. Вечером прилетает бабушка…
Кашеваров обернулся. Настя и Глеб стояли рядом. Кашеваров понимающе улыбнулся.
— Председатель райисполкома и моя дочь, Настя, рассказывали о вашем приезде. А вчера в райкоме был разговор о вас, — сказал Аксенов, пожимая Кашеварову руку.
— Даже в райкоме? — Кашеваров выжидающе улыбнулся. — Возможно, я допустил бестактность, но у меня правило: являться в партийные органы, когда я уже знаком с новыми местами и с новыми людьми. Зайду в райком непременно, но не раньше, чем заполню свои блокноты. А мои личные дела я полагал уладить, не беспокоя районного комитета партии.
— Дела-то не совсем личные. У вас есть основание обидеться на нас, северотайгинцев. Я дал распоряжение начальнику ремонтно-строительного цеха привести в порядок могилу, памятник закажем.
— Спасибо, — горячо сказал Кашеваров.
— Вам спасибо за то, что напомнили о нашем упущении, — Аксенов выразительно посмотрел на часы.
Густые седеющие брови Кашеварова встопорщились. Он тоже посмотрел на часы и, медленно расставляя слова, проговорил учтиво, но с оттенком обиды:
— Жаль, хлопот вам много доставил излишних. При вашей-то занятости…
Аксенов усмехнулся досадливо и смущенно, спросил любезнее:
— Значит, давно не бывали здесь? Наверное, все кажется незнакомым?
— Прямо-таки другая планета! Возникают, правда, какие то зыбкие ассоциации, защемит вдруг душу наплывом чего-то очень родного. Но, в общем-то, все время ощущение, что я не то читал об этом, не то видел во сне. Только сопки были выше, и тайга гуще, и реки полноводнее. А люди… Люди-то совсем иные кругом. Представляем, за три дня не повстречал никого из старых знакомых…
— А мне все время кажется, — сказал Аксенов, — что мы знакомы, встречались где-то, что я слышал ваш голос, видел ваше лицо…
— А я припоминаю вашего отца, смутно, правда, но припоминаю. Знаменитейший горняк, редкого ума и кристальной честности человек. Бодылинское дело держалось и процветало талантом Аристарха Николаевича.
— Ну, Бодылин тоже был не дилетант в золотодобыче. Хотя, нет спору, отец в горном деле — фигура видная.
— Уж вы, Николай Аристархович, простите, коли мой вопрос невпопад. Литераторы народ настырный. Не довлеет над вами, даже и помимо ваших желаний, прошлая-то история прииска?
— А я как-то не очень задумываюсь над прошлой историей. Некогда просто. Хозяйство-то не в пример бодылинскому. Воспринимаю этот рудник, как воспринимал бы всякий иной. Место работы, которую надо выполнять в полную меру сил.
— И все-таки, поди-ка, такие словосочетания, как «Бодылинские отвалы», скребут душу. Не посчитайте за назойливость. Я исключительно из профессионального интереса. Роман задумал о старой Сибири. Хотел и с вами перемолвиться насчет вашего деда, поскольку он видится мне личностью примечательной.
— Что же, замысел, наверное, неплох. — Аксенов старательно выправлял голос. — А что до моего деда, так я о нем не печальник. Уместнее вам поговорить с моей матерью, благо она сегодня будет в Октябрьском. У нее вы встретите взаимопонимание. С моей же точки зрения, Бодылин — никчемный транжира своего инженерного дарования и абсолютный политический слепец. Если бы он не был убит кем-то из сообщников, его следовало бы покарать Советской власти. А вообще-то, простите, я не люблю эту тему…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Весь день моросил холодный дождь, и речка дымилась из-под яра сизым туманом. Прогалины дымчатых туч багровели в отсветах не погасшего еще солнца.
Глебу вспомнился армейский аэродром, сигнальные огни, надрывные, с посвистом, вздохи двигателей. Неужели там-то и была настоящая жизнь? А он не понимал, тяготился ею. Выставлялся перед товарищами: «Афоризм, что каждый солдат носит в ранце маршальский жезл, — преувеличение. Я не ношу, не только маршальского жезла, но и ефрейторских лычек. В моей парашютной сумке — штатская шляпа…»
— Карасев! Эй, Карасев! — донеслось издали.
Послышалось, окликает Шилов. Глеб прибавил шаг.
— Карасев! Да остановись ты!