— Так, может, браконьеры? — Петров оживился. Начиналось кое-что более интересное, нежели байки про шабашников.
— Да какие здесь браконьеры! — загорячился управ. — Кого браконьерить? Ворон? Или воробьев? Нет, что-то тут не так...
— Так давайте проедем, чего гадать, — Пеночкин поднялся. Похоже, и ему надоело сидеть в этом раскаленном пекле. — Как туда проехать? Показывайте дорогу.
— Поехали, — согласился управ. — Что еще за стрельба-пальба? Непорядок...
Сине-желтый «уазик» милицейской масти поджидал их у входа в контору. Все расселись — управ рядом с водителем, офицеры сзади, — сержант, дремавший до этого за рулем, включил зажигание.
— Пока прямо, — управ махнул рукой, — потом скажу, куда сворачивать.
«Уазик» запылил по проселку, пугая собак, размякших от жары.
— У тебя есть оружие? — тихо спросил Пеночкин лейтенанта...
— Прихватил на всякий случай.
— А у меня нету, — вздохнул капитан, — не люблю я, знаешь ли, эти страсти-мордасти...
Милицейскую машину, появившуюся на проселочной дороге, заметили трое в темно-синей «шестерке» одновременно.
— Сидеть смирно, — свистящим голосом приказал конопатый, бросив взгляд на пленников. — Кто подаст голос, сделает это в последний раз. — Он взвел курок старенького нагана, извлеченного из сумки, стоявшей у ноги. По тому, как у него дрожат руки было ясно, что чувствует он себя не лучшим образом. В лесу какая-то пальба, подельники его запропали. А тут еще ментовская машина вдруг объявилась — почему, откуда, зачем? Он бы с удовольствием забился куда-нибудь в пятый угол, знай, где его искать...
Когда «уазик» был уже совсем рядом, у конопатого, видимо, сдали нервы. Не выпуская наган из руки, он врубил скорость, решив, что надо дергать отсюда без оглядки. Но Тенгиз, следивший в зеркало за приближением «уазика» вдруг подался вперед и, схватив левой свободной рукой за волосы конопатого, резко рванул его вниз от себя. Конопатый, не ожидавший такого невежливого обращения, ударился лицом о руль.
— Завалю, падла! — взвыл он. Из разбитого носа и губ потекла кровь. Тенгиз, не давая врагу опомниться, мертвой хваткой зажал его шею, согнутой в локте рукой. Потерявшая управление машина, выскочила на обочину: водитель автоматически давнул на тормоз; движок заглох. Конопатый выбросил руку с револьвером до отказа назад, пытаясь направить ствол на Тенгиза, но руку перехватил Костя своей свободной правой. До бунта Тенгиза он был погружен в свои невеселые мысли и немного опешил от случившегося. Но быстро среагировал, и положение конопатого стало безнадежным.
— А... а... а... дла... — хрипел он, Тенгиз душил его, Костя выкручивал руку с револьвером.
Бац! Хлопнул выстрел. В заднем стекле появилась дырка, окруженная сеточкой трещин.
Когда милицейская машина поравнялась с синей «шестеркой», Петров крикнул водителю «тормози!» и выпрыгнул. Подозрительные вихляния впереди идущей машины он засек сразу и понял, что необходимо их вмешательство. На выстрел среагировал мгновенно: его «Макаров» уже глядел в сторону синих «Жигулей». Левой рукой рванув дверцу с водительской стороны, он застал момент отчаянной борьбы конопатого с Тенгизом и Костей.
— Эт-то что за возня!? — вырвалось у лейтенанта, но ответа он не ждал. Обстановку оценил мгновенно: револьвер в руке — опасность. Руку эту надо немедленно обезвредить. Рука с «Макаровым» молниеносно ударила по руке с наганом и револьвер выпал на сиденье. И поскольку конопатый, зажатый в тисках своих пленников, схватить его не мог, а сами они при виде представителя закона об этом даже и не помышляли, Петров завладел оружием, а вместе с ним и ситуацией.
— Всем руки за голову! — скомандовал он грозно.
Полузадушенный конопатый повиновался сразу. И только тут Петров с изумлением понял, что сидевшие сзади не смогут выполнить его команду по причине чисто физического свойства: рука одного и рука другого были соединены стальным браслетом. А то, что он услышал, повергло его в неменьшее изумление. Подошедший с другой стороны Пеночкин произнес буднично и бесстрастно:
— Костя, я же тебя предупреждал: без самодеятельности. А ты — быстро из машины! — это уже конопатому, имевшему вид уже не вершителя людских судеб и владельца «Жигулей», а, скорее, бомжа, обитателя свалки.
Петров провел руками по одежде конопатого и, убедившись, что оружия у него больше нет, выудил из кармана его брюк ключ от наручников; щелкнул замок и Тенгиз с Костей, столь же неожиданно разлученные, как и соединенные, стали растирать свои онемевшие запястья.
На вопрос Пеночкина Костя буркнул нечто вроде «так уж получилось», но здесь же от сумасшедшей радости брякнул Тенгизу:
— А я уж к тебе вроде бы привык!
Тенгиз не ответил. Он смотрел на конопатого, руки которого были скованы теперь его же кандалами, нехорошим тяжелым взглядом. Ему нелегко было сейчас управлять своими эмоциями. А желание у него было одно: врезать по конопатой роже, чтобы подзасохшая юшка опять хлынула волной. Но он понял, что этому желанию сейчас, во всяком случае, не суждено осуществиться. Отойдя в тень, он тяжело привалился к стволу березы и прикрыл глаза.
«Стреноженного» наручниками конопатого пристроили на траве. Петров искал наган, который обнаружил на полу под сиденьем.
— Так, сообщил он, — вещдок номер три, если первым считать детектив «Мегрэ и его мертвец», а вторым — браслеты.
Управляющий с несколько ошалелым видом наблюдал из милицейской машины всю эту сцену. Никогда еще он не видел, чтобы такие чудеса творились на вверенном ему отделении.
Конопатого усадили за руль: Костя в двух словах обрисовал ситуацию, из чего стало понятно, что следует немедленно восстановить «статус кво». Ведь из леса вот-вот могли показаться остальные члены экипажа. По приказу Петрова сержант-водитель срочно развернул машину с отпугивающим милицейским канареечным «оперением» и отогнал ее за пределы видимости. Костя и Тенгиз снова устроились на заднем сидении, а Пеночкин с Петровым растянулись в бурьяне рядом. В этой ситуации лучшее было — ждать. Если пассажиры «шестерки» ничего не успели увидеть, то они все равно придут к машине и сделают это без опасений.
Пеночкин, оценив все происшедшее, принял решение...