Кошелек с деньгами, носовой платок, расческа — что еще может поместиться в карманах брюк мужчины летом, когда жара не дает надевать пиджаки.
— Все что ли? — насмешливо скривился усатый. — Никак ты не можешь понять, что с нами надо, как у попа на исповеди — ничего не утаивать. А ты все жмешь и жмешь, причем главное. Неужели из-за твоего сопливого платка мы бензин жгем? Доставай сберкнижку! — гаркнул он так, что Костя вздрогнул.
Тенгиз выбросил сберкнижку на стол. Усатый полистал ее, помолчал, раздумывая.
— А где ключи от квартиры? Почему не выложил?
— Я без ключей ушел, — глухо, через силу выдавил Тенгиз.
— Ясненько. А кто дома?
Лицо Тенгиза почернело.
— Не твое дело, — скрипнул он зубами.
И тотчас получил такой удар от конопатого, от которого слетел с табурета. Поднялся, держась за скулу, произнес тихо:
— Семью не трогайте. Все, что у меня есть — тут, на книжке. Вам это — слону дробина. А жену и детей не трогайте...
— Да, действительно, не густо... — опять посмотрел в сберкнижку усатый. — Пять штучек всего. Может, у тебя таких книжек пять, десять? Библиотечка?
— Откуда? Я деньги честным трудом зарабатываю. А это на машину накопил...
— Ну, ладно, нас твои жизненные проблемы не колышат. Говори по-хорошему: откуда к тебе попала сумка этого фраера и кому, за сколько ты ее толкнул?
— Не знаю, о чем вы?
Недоумение на лице Тенгиза было столь неподдельным, что бандиты переглянулись.
— Ты на кого работаешь? — решил начать по-другому усатый.
— Как на кого? На себя, — Тенгиз начал понимать, что тут не банальное ограбление с изъятием денег путем угрозы. Его явно принимают за кого-то другого. Это открытие придало ему бодрости, и хотя он понимал, что теперь уйти от этих субъектов со звериными повадками все равно непросто, все-таки какие-то шансы сделать это есть. Поэтому отвечать надо по возможности так, чтобы не вызывать раздражение у своих тюремщиков (как их иначе назовешь!) и четкостью ответов полностью снять с себя подозрение в том, что он замешан в делах какой-то мафии. А ведь он даже не знает пока, о чем речь...
— Значит, на себя, — недоверчиво повторил усатый. — Ты можешь не называть своего шефа, но намекни, мы поймем.
— А чего намекать? Я работаю в институте, шеф у нас...
— Постой, постой. Эти сведения нам ни к чему. А ты нам либо лапшу на уши вешаешь, дурачком притворяешься, либо...
Усатый не закончил.
— Да я говорю то, что есть.
— А откуда эти башли, что ты сейчас на книжку положил?
— Да с шабашки я еду. Заработал. Потом. По двенадцать часов иной раз вкалывали. Это ж проверить — один пустяк.
Усатый повернулся к Косте.
— Ну, что ты на это скажешь? Похоже все же, что ты фанта-а-зе-ер...
Костю и самого убедило поведение Тенгиза, его рассказ о себе. Но о наличии журнального детектива в его руках нет пока ничего ясного. Как с этим-то быть.
— Скажите, — хриплым от волнения голосом обратился он к Тенгизу. — Вы сегодня в троллейбусе читали детектив, собранный из журнальных листочков. Где вы его взяли?
Этот вопрос удивил Тенгиза не меньше остальных. Это обращение на «вы», этот запуганный вид и робкий голос — все подсказывало Тенгизу, что он не единственный здесь пленник, что охранников-то не так уж и много, что если бы знать это раньше и как-то объединиться, то еще можно посмотреть, кто здесь главнее. Поэтому он ответил как можно спокойней.
— Да, читал. Люблю детективы. А вот где взял... Там же и взял, где шабашничал.