— А-а, теперь я знаю, почему у вас на комоде находятся ржавая пуля, осколок от снаряда и циркуль…
— Ты прав, кадет Кильтман, прав, — согласился Гете. — Вернее было циркуль положить с моими боевыми наградами, потому что ими я отмечен во многом благодаря ему.
Юношеский каприз прошел, забылся, Кильтман был теперь полковником германской армии. Приобщить его к «Великим делам» постарался дядя Экхард. Вообще-то Пауль редко встречался с ним, занимавшим видное положение в германской армии, и когда он неожиданно пригласил его к себе, ему стало ясно, что этот вызов имеет серьезные причины. Представ перед дядей Экхардом, Кильтман отрапортовал:
— Господин генерал, полковник Кильтман прибыл по-вашему приказанию.
Он знал, что генерал Гете и не представлял себе, что кто-то может как-то иначе его приветствовать. Только по уставу! Гете не мог себе позволить никаких нежностей, потому что был убежден, что это приводит к утрате мужества и дисциплины. Впрочем, он иногда мельком давал понять, что помнит, кем Кильтман ему приходится. Вот и в тот день Гете, слегка улыбаясь, сказал:
— Рад вас видеть, полковник. Садитесь. Вы очень похожи на своего отца. Те же отличные знания военной стратегии и тактики, сообразительность, аккуратность, целенаправленность… Истинный «дворянин меча». Пруссак!
— Благодарю вас! — выпрямился Кильтман в кресле.
Гете был доволен: он намекнул, что следит за успехами племянника. Но он тут же постарался недвусмысленно показать, что нечего надеяться на его особое покровительство. Гете сам пробивал свою карьеру, сам, без помощи со стороны, — и Кильтману предстояло самому хватать свою судьбу за хвост… Итак, он перешел к делу:
— Но, полковник, у вас имеется серьезный недостаток: полное отсутствие опыта хорошей войны, которая только и рождает полководцев. Мы вам предоставим возможность приобрести его. Вы поедете… в Испанию.
— В Испанию? Но там мир, покой… — изумился Кильтман.
— Пока еще мир, — многозначительно подчеркнул генерал. — А завтра… Вы там примените на практике свои знания.
— Мы объявим войну Испании?
— Боже упаси! — отмахнулся от такой чудовищной мысли Гете. — Испанцы объявят войну… испанцам.
— Значит, гражданская, — вздохнул Кильтман. — Не о такой войне мечтал я. Я не хочу стрелять в население.
Гете насупился, гневно процедил:
— Стреляют солдаты, а мы с вами занимаемся высшей воинской стратегией, полковник! Ясно?
— Так точно!
Гетсу захотелось смягчить свою вспышку, он мягко повел рукой:
— Пауль, вам необходим опыт.
— Там будут дети… женщины… — поморщился Кильтман.
— Да, женщины, — подхватил Гете. — Не только испанские, но и немецкие… Я вас познакомлю с очаровательной женщиной. — Он крикнул в сторону внутренней двери: — Фрау Бюстфорт!
Появилась невысокая женщина лет двадцати пяти — двадцати семи, уверенная, с острым взглядом серых глаз.
— Благодарю за комплимент, генерал, — сказала она деловито.
— Посмртрите, с каким мужчиной вам предстоит путешествие в Испанию.
Бюстфорд бесстыже показала на дверь, в которую вошла, призналась:
— Я уже его изучила… — и обратилась к Кильтману: — Господин полковник, у вас есть еще один недостаток. Почему вы не национал-социалист?
Кильтман не ожидал такого вопроса. Но у него давно был заготовлен ответ:
— Один глубокоуважаемый воин как-то сказал мне, тогда еще кадету: «Германия была на пороге славы и величия. Германский солдат завоевал Польшу, Украину, Прибалтику; в наших руках было пол-Франции. Но нам в спину вонзили нож… социалисты. Их революция восемнадцатого года поставила Германию на колени перед Антантой. Социалисты такие же враги Германии, как и англичане, французы, русские…»
— Память у вас, Пауль, — довольно улыбнулся Гете. — Вы хороший солдат, но…
— …слабый политик, — подхватила фрау Бюстфорд: — У власти не социалисты, а национал-социалисты.