— Нет, другого, увы, не видится, — с сожалением ответил Оскар. — Придется самому играть ва-банк. Добывайте автогенный резак.
В Балтиморск Сергея отпустили в воскресенье только после обеда и без ночевки. А автобус-то — вот-вот! Сергей помчался и впрыгнул уже на ходу.
...Лида была дома и встретила его тихо, спокойно, молчаливо. Но что-то непонятное, отчуждающее таилось в ней по-прежнему. Сергея это ранило, он ждал доверия, откровенности.
И как это время умеет так растягиваться и сжиматься! Вроде бы только что пришел...
Прощаясь, Лида подошла к Сергею, коснулась ладонями его груди и, не поднимая глаз, тихо попросила:
— Я хочу сказать тебе, Сережа, не надо, не приходи ко мне...
— Но почему, почему?! — горячо выдохнул он.
— Не спрашивай.
— Я мешаю кому-то? Или неприятен тебе?
Она ответила не сразу, еще тише.
— Приятен. Очень. — Тряхнула головой, посмотрела в лицо и уже громко и решительно: — Вот поэтому и не приходи. Прощай...
Вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала — ласково и стыдливо, как школьница. Сразу же отступила и отвернулась. Сергей задохнулся, оторопев. И в каком-то сумбурно-восторженном порыве вылетел из мезонина, дробно простучал ботинками по ступеням лестницы...
Времени наведаться к дяде уже не хватало, и Сергей пошел прямо к автобусу.
— Бонжур, камарад. С праздником! — Только огненно-рыжая шевелюра помогла Сергею узнать в штатском моднике главстаршину Шнейдера.
— Здравствуй, — ответил Сафонов. — С каким это праздником?
— Я знаю? Сияешь, как новенький рубль...
— Сам-то как самовар. А чего пижоном таким? Отслужил уже?
— Ша! — Борис засмеялся, подняв руку. — В увольнение словчил, здесь же — майн либер муттер унд швестер. Вон в том доме.
— Да? А чего же ты ребятам про Херсон травил?
— Пардон, мсье, Борис Шнейдер — сама правда. В милом сердцу Херсоне прозвенела моя розовая юность. А сюда мама с сестренкой недавно переехали, — пояснил Борис. — А вы, сэр, к Лидочке изволили наведываться?
— Да. Ты ее знаешь?
— Ну, не ночую у нее, как некоторые...
Шнейдер не договорил — сокрушительная затрещина отшвырнула его. Если бы он ответил тем же — стычка эта не стала бы столь постыдной. Борис тоже здоровяк, верзила — повыше Сергея. Но в том-то и беда, что Шнейдер рванулся было к Сергею и — сдержался...
На следующий день перед обедом Сергей с мичманом Голодовым, сопровождаемые Юнгой — так абаканцы нарекли пса с «Сирены», — отправились к ремонтникам, из-за которых «Абакан» не вышел нынче на топляк. Шли вдоль причалов. И надо же: возле «Труженика» встретились на стенке именно со Шнейдером! Левую скулу его оттеняла замечательная багрово-синяя припухлость. Голодов весело удивился:
— Ого! Кто это тебя так, главный?
— Если я-таки скажу, что это Маша, — вас устроит?
Добродушная сластена бурая медведица Маша была общей любимицей военной гавани, и Голодов погрозил Шнейдеру:
— Не клепай напраслину на животную! Это ж тебя при погрузке храпцами садануло, я сам видел. А будешь кому еще байки травить — в город больше не поедешь! Понял?
— Так точно, товарищ мичман! Храпцами.
Мичман козырнул и пошел со сконфуженным Сафоновым дальше. «А мичман-то, хотя и строгач, а мужик товарищеский!» — приятно подумалось Сергею.