— Туго придется Александру Ильичу сегодня на совещании, — заметил Саша Нестеров, сидевший в машине сзади. — Конец квартала, а тут нераскрытые дела.
Дубровин не ответил.
— Кажется, двадцать пятый километр, — сказал он.
— Да, — подтвердил шофер.
Впереди показался инспектор дорнадзора. Шофер затормозил. Дубровин и Нестеров вышли из машины.
— Вон у того карагача, — показал инспектор. Мальчишку перенесли в дом. Лет семнадцать парню, — вздохнул он, — десятиклассник. Мать убивается…
— Вы дежурили ночью? — спросил Дубровин.
— Нет, мой сменщик. Он уже все рассказал. Там в доме сотрудники райотдела.
— Ну что ж, пойдем, — сказал Дубровин.
Домик стоял недалеко у дороги, от него несло запахом соломы и известки, здесь уже собрались соседи, и в воздухе пахло дымом дешевого табака. Неторопливый тревожный говорок вился над толпой. До Дубровина донеслось: «Сукины дети». Это сказал о преступниках рыжий кряжистый мужчина, дымивший самокруткой. Розовощекий моложавый лейтенант с воспаленными глазами, примостившийся на расхлябанном табурете, писал протокол.
Дубровин уже хотел обратиться к нему, но слова застряли в горле, когда он взглянул на кровать. Мальчишка был накрыт простынью. А около него прямо на полу сидела сухонькая поседевшая женщина. Она уже не плакала, а только вздрагивала всем телом, будто раненая птица.
— Вот ведь… — тихо говорила мать, словно опасаясь собственного голоса. — Как же это? Скоро вечер выпускной… Костюмчик вчера погладила… Вон в углу висит. В медицинский институт собирался…
Сухими натруженными руками она поправила простыню, как делала, наверное, когда он был совсем маленьким.
Ветер рванул оконную занавеску, запутался в седых волосах женщины.
— Ну, как же это теперь? — повторяла она.
И хотя вопрос был обращен не к нему, Дубровин почувствовал свою виновность перед матерью.
«Вот во что могут обойтись наши промахи — горе чужих матерей, — в который раз подумал он. — Что я могу сказать ей? Чем утешить? Ну, скажу, что найдут преступников. Разве легче ей от этого станет?»
И оттого, что уже ничего нельзя поправить и изменить, Дубровину стало невмоготу. Он вышел. На улице разыскал инспектора.
— Ну, рассказывайте, — попросил капитан милиционера, когда они скрылись от любопытных глаз.
— Машина налетела на паренька, — сказал тот.
— Вы машину не видели?
— Видел. Номер не разглядел, он грязью был залеплен. На огромной скорости мчалась. Когда сбила парнишку, тот, что сидел за рулем, выскочил из машины. На Глухаря похож вроде. Я ж его карточку в кармане ношу.
— Так-так. Место происшествия хорошо осмотрели?
— Да, там железку нашли. У лейтенанта она, эксперту передайте.
— Где же Саша? — оглянулся Дубровин.
— Пошел батарейку искать. У него вспышка села.
Нестеров вернулся минут через пятнадцать. Он сиял — батарейку удалось подзарядить.
Дубровин тем временем забрал у лейтенанта и передал Саше единственную улику — осколок железки.
Этот осколок не выходил у него из головы и дома, когда Дубровин, сидя на стареньком, изрядно потертом диване, смотрел по телевизору спортивную передачу. Играли сборные баскетбольные команды СССР и Чехословакии. Игроки демонстрировали высший класс — молниеносные подачи, исключительно цепкая игра в защите. Атмосфера хорошего спортивного азарта перенесла Дубровина в полузабытое прошлое, когда он сам входил в первую пятерку сборной «Динамо» по баскетболу.
«Надо как-нибудь вырваться завтра на часок-другой, — решил он, вспомнив об афишах, расклеенных по городу. — Финальные встречи на первенство республики…»