— Как с горами, да? — сообразил Эннеари.
— Именно, — подтвердил Илмерран. — Ну что, все готовы?
— Да, — ответил Алани, вырастая над его плечом, и снова пристукнул пальцем по карте.
Две вспышки вулканов сотрясли ее безмолвным ревом. Горы воздвигались быстро, словно земля сама стремилась в облака неправдоподобно мощным усилием, выставляя кверху то плечо, то колено, то растопыренные пальцы, прихорашиваясь и вновь стирая со своего лика результаты прежних попыток быть красивой. Отроги и склоны, перевалы и вершины, почти сразу же забелевшие снегами...
— Есть! — азартно выкрикнул Илмерран, захватив бороду в горсть. — Есть! Совершенная точность! Волосок к волоску!
— Ну, в гномах я никогда и не сомневался, — улыбнулся Лерметт и, помолчав, добавил. — В эльфах, впрочем, тоже.
Горные склоны закудрявились лесами — и точно такая же кудрявая полоса протянулась там, где указывал король.
— Успели! — выдохнул Алани. — Вот честное слово, успели!
Узкий и острый, как лезвие клинка, серебристый блеск упал вдоль гранитного плеча, скрылся в темной зелени лесов и вновь вынырнул быстрой извилистой нитью. Первая речка. У Эннеари слегка захватило дыхание.
— А почему здесь пусто? — Палец Илмеррана обвиняюще ткнул в карту. — А, Арьен?
— Потому что рано еще, — нетерпеливо отмахнулся от него Эннеари. — Я ведь тебя горы выращивать не учу... о, вот оно — смотри!
Его разблестевшиеся глаза так и впились взглядом в карту. Только в карту. После давешнего Арьен не смел без содрогания поднять взор на Зеркало и разве что случайно засматривал в него, старательно отворачиваясь... зато Лерметт куда только и смотрел! Король лишь изредка бегло взглядывал на карту, чтобы лично проследить за воздвижением гор и нисхождением рек — а потом вновь всякий раз возвращался к Зеркалу. Его пристальный взгляд... Арьен и помыслить не хотел, откуда Лерметт черпает мужество, чтобы бестрепетно встать глаза в глаза с будущим. Слишком хорошо Арьен запомнил в предыдущем видении лицо, изуродованное предсмертной яростью до неузнаваемости, запрокинутое, залитое темной кровью, перечеркнутое тенью от торчащей из горла арбалетной стрелы... и все же в том, что неузнаваемое это лицо принадлежит Лерметту, у Эннеари не было никаких сомнений. Ни малейших. Так что же он ищет там, в зеркальной глубине времени? Неужто вид собственного тела, пронзенного восемью стрелами — это такое зрелище, что слаще и не придумаешь? Да, Лерметт относится к собственной смерти не так, как прочие — уж в чем-чем, а в этом Арьен успел убедиться — но все же... неужто ему не жутко, единожды узрев свою погибель в пламени горящего Найлисса, вновь изведать, что время вынет из другого кармана — не новую ли смерть, еще страшнее предыдущей?
— А, дьявол! — внезапно сквозь зубы процедил Лерметт. — Неужто нельзя совсем без крови?
— Ну, ты сравнил! — хмыкнул Илмерран, бросив в Зеркало беглый взгляд. — Один-единственный мятеж... да и то, если твой Аннехара не полный дурак и ты его предупредишь...
— Аннехара поумней меня будет, — заверил Лерметт. Илмерран с сомнением скривился. Навряд ли он мог быть убежден в умственных способностях владык, не прошедших обучение у толкового гнома.
— Стой, а это что еще такое? — внезапно насторожился Илмерран. — Здесь нам никаких отвершков не нужно.
— Смотря куда они пойдут, — возразил Лерметт. — По-моему, неплохо.
— Ты прав, — протянул гном. — Неплохо... пожалуй, даже лучше, чем мы задумали. Видишь, где сток заканчивается? Отлично! Отлично!
— Ты только глянь, куда ветер идет! — восторженно простонал Эннеари.
— Заканчиваем! — резкий оклик Илмеррана мигом стащил короля и эльфа с небес на землю. — Алани, кому говорят — заканчиваем!
Алани покорно, хотя и неохотно коснулся пальцем карты.
— А теперь допей вино из белой бутылочки, — распорядился гном.
— Ну что, ты доволен? — с сияющими глазами обратился Арьен к Лерметту.
— Если бы! — вздохнул тот. — Опыт наш удался, и точно, лучше некуда. Расчеты верны — а где неверны, земля их сама поправила. Хоть сегодня приступай! А только между тем, что ты на моем столе видел, и тем, чтобы увидеть все это на земле, стоят семеро королей и великий аргин — и не сказано, что я сумею их убедить.
Глава 4
Бабушка и короли
Надо признать, комнату для разговора с глазу на глаз король Найлисса выбрал умело. Не тронный зал, не огромные каменные палаты, в которых человеку становится так невыносимо тоскливо, что хочется рвануть даже не воротник, а кожу на горле и завыть дурным голосом, настолько все вокруг неправильно и противоестественно. Простор есть простор, а шатер есть шатер — а здесь что творится? Простор должен, обязан, не может не быть бескрайним — но здесь его повсюду обступают стены, и от этого так тяжело, словно бы степь укрыли от солнца каменным колпаком... право же, и от меньшего можно сойти с ума. Впрочем, кто сказал, что жители городов в своем уме? Нет, эти холодные каменные пространства — все же чье-то обиталище... но как можно обитать там, где до ближайшей стены нужно сделать два, а то и три десятка шагов? И это в лучшем случае. Взгляд беспомощно ищет привычной границы жилья, а ее нет, нет совсем, и только спустя много шагов, изнемогая, привыкнув уже к тому, что границы этой нет и не будет, вдруг натыкается на нее... и как же это оно так получилось, что ты сидишь на холодном каменном полу, зажав голову обеими руками и тихо стонешь?
Нет, самый молодой и самый хитроумный из владык Заречья избрал другую комнату для беседы. Сводчатую, этак восьми шагов в поперечнике. И — никакого голого камня. Стены затянуты цветными тканями, завешены коврами, даже подушек для сидения полным-полно. Мальчишка, действительно, хитер. Очень.
Мысль о хитроумии Лерметта причиняла великому аргину боль почти физическую, нестерпимую. Хитроумие победителя. Он победил, этот сероглазый щенок — победил, не вступая в битву, не дав себе труда и пальцем шелохнуть. В подобных победах есть нечто настолько нечестное, настолько унизительное, что перенести даже упоминание о них почти невозможно. Пасть в бою или склониться под клинок — да, такое поражение можно назвать достойным. Мы сразились, но силы наши неравны, ты был сильнее, и я вынужден уступить — что же в том позорного? Но уступить не силе, не оружию, а хитросплетению интриг, проиграть неначатый бой так же страшно, как оплакать нерожденного ребенка.
Хитрец проклятый. Молчит. Выжидает. Чего ты ждешь, победитель? Не того ли, что я стану унижать себя бессмысленным сопротивлением, отрицая очевидное?
Не дождешься.