— Нет, — с вызовом ответствовал Алани.
— Значит, не «кажется», а готов, — заключил Илмерран. — Начинаем. Арьен — а тебя что, отдельно звать надо? Иди сюда, к столу.
Три головы — человека, эльфа и гнома — склонились над картой.
— Смотрите, — выдохнул гном. — Смотрите внимательно, мальчики.
— Рано еще смотреть, — заметил Алани. — Я еще не начал.
Он взял с полки, где во множестве стояли песочные часы, самые простые, снял крышку, осторожно разнял колбу и высыпал песок на стол вдоль верхнего края карты. Несколько тихих повелительных слов — и песок разгладился, замер широкой лентой, словно бы приподнялся чуть-чуть, когда его изнутри пронизала голубовато-белая молния, и вновь замер сияющей полосой стекла. И не просто стекла, а зеркального.
— Что это? — слегка сипло от восхищения и неожиданности спросил Эннеари.
— Зеркало Времени, — несколько отрешенным голосом ответил Алани. — Самый верный способ увидеть прошлое или возможное будущее.
— И самый опасный! — от возмущения Илмерран рявкнул густым басом. — Алани, ты что, рехнулся?
— Нет, — спокойно ответил паж. — Просто других способов я еще освоить не успел. А теперь смотрите. Пора.
Подушечкой указательного пальца он слегка пристукнул по краю карты там, где он смыкался с зеркалом.
Безмолвная рябь прошла по степи.
— Что это? — вновь спросил Арьен — на сей раз шепотом, чтобы не потревожить Алани: уж если избранный магом метод опасен, отвлекать его не следует ни в коем случае.
— Ветер, — еле слышно прошелестел Лерметт. — Я же тебе говорил. Сам сейчас все увидишь.
Даже шепот его был почти таким же отрешенным, как голос Алани. Лерметт был не здесь — он всей душой, всем разумом погрузился в зеркало и карту.
Ветер нес с собой вечную осень, ибо степь желтела. Желтела, увядала, иссыхала в ожидании весенних дождей... в тщетном ожидании. Весенний ветер нес с собой не живительную влагу, а смертоносный песок. Пустыня наползала неуклонно — сперва неуверенно, а после все быстрей и быстрей. Единственные капли влаги Эннеари видел в зеркале — капли слез, катившихся по лицам стариков, когда они гладили узловатыми пальцами черную от суховея траву, скукоженную, ломкую, рассыпающуюся в прах даже от такого легкого прикосновения. Первая кровь на этой траве, и та выглядела не настолько жуткой, как этот переживший себя прах... во всяком разе, поначалу. Зато потом... верно говорится, что кровь не вода: сколько ее ни лей, а землю она не напоит... так зачем же? Зачем?!
На карте медленно занимались алые искорки — маленькие, а потому вроде бы совсем не страшные... горела Риада, полыхал Ланн, корчился в огне Найлисс, и Эннеари оцепенелым от ужаса взглядом смотрел, смотрел, неотрывно смотрел в Зеркало Времени, где беззвучно ревел огонь, свистали неслышно сабли, и с немым предсмертным воплем валились наземь под копыта тощих, как пустые ножны, коней все новые и новые тела. Кто сказал, что война обновляет кровь мира? Соврал, мерзавец — то ли в неведении, то ли с холодным осознанием... Эннеари видел, как она выкашивает все, чем цвела земля — как убивают самых храбрых, самых мужественных и стойких, как гибнут самые бескорыстные и совестливые, как вешают самых хладнокровных и хитроумных, как расточается задолго до срока под раскаленным рабским тавром жизнь самых беззащитных... и даже те, кому привалило сомнительное счастье уцелеть среди крови и огня, никогда уже не будут прежними. Да и сколько тех уцелевших — хорошо еще если десятая доля по обе стороны войны! Не так вроде и много голодных ртов... но мало, слишком мало рук, способных их прокормить, погибельно мало. Он видел детей насильников и любовниц мародеров — так смотри же, эльф, смотри хорошенько! — вот она какая, война на выживание... что, не ожидал? А ты еще на лица их посмотри, на лица, а пуще того в глаза — вот в эти потускнелые, глубоко запавшие от голода глаза... понял теперь? Ты не отворачивайся, ты смотри прямо в глаза, смотри на жуткие в своей тупой решимости лица, на тонкие руки и ноги с ломкими движениями — ну, ни дать ни взять, саранча! И еще на землю посмотри... да нет, ты глаз не закрывай, ты посмотри, что оставляет за собой на этой земле эта саранча... ты ведь и представить себе не мог, что такое возможно — так смотри же!
— На двадцать лет раньше! — горестно проскрежетал чей-то неузнаваемый голос — неужто Илмеррана? — Поверить не могу...
А потом саранча ринулась через Хохочущий Перевал, накрыв его черной колышущейся массой... нет, нет, нет! Видеть в зеркале еще и это... не судьба пристигла Долину Эльфов — нечто тысячекратно худшее! Эннеари в страшном сне бы не привиделось, что с его соплеменниками может сделаться такое... что мертвые будут проклинать немногих оставшихся в живых, готовых бестрепетно резать глотки спящим — да если бы только! На краткий миг ему показалось... нет, не показалось — он и в самом деле увидел в зеркале себя... увидел, что... нет, нет же, никогда, кровью своей клянусь — никогда, никогда, нет!
Рука Лерметта легла на его холодные пальцы и слегка сжала их. И это немое... нет, не сочувствие, не сострадание даже — понимание, такое надежное и неколебимое, обессилило Арьена враз. Оно высекло из глаз слезы, словно ветер в лицо.
— Довольно! — хрипло простонал Лерметт. — Не могу больше!
— Я тоже, — задыхающимся голосом ответил Алани и вновь стукнул указательным пальцем по краю карты.
Эннеари смигнул слезы и вскрикнул. Паж едва стоял, навалившись всем телом на тяжелый стол. Юноша был иссиня-бледным, губы и лунки ногтей посинели.
— Арьен, скорей! — вскричал Лерметт — но Эннеари уже и сам подхватил пажа под мышки, уложил поудобнее, опустился рядом на одно колено и прижал пальцы к белым вискам Алани. Знать бы еще, что с парнем стряслось...
— Это просто потеря крови, — сварливо пояснил Илмерран. — Очень сильная потеря крови.
Эннеари невольно обвел кабинет взглядом, но нигде не было ни кровинки — даже в зеркале.
— Плата за волшебство, — еще прерывистым, но куда более ровным голосом промолвил Алани.
Лерметт резко выдохнул.
— Именно так, — дернул бородой Илмерран. — За все надо платить. Чем больше крови льется в зеркале, тем больше ее теряет маг... если, конечно, он не мастер по Зеркалам Времени. Если бы я предполагал, что это случится так скоро и так кроваво, я бы запретил опыт.
— Вам бы это не удалось, Ваше Всезнайство! — Алани под руками Арьена заодно со здоровьем быстро обретал свое потаенное ехидство — а слабость сделала его из потаенного явным. — Вы не мой мастер-наставник.