Читать книгу «Циклы фэентези. Компиляция. Книги 1-13» онлайн.
Принц выпустил из пальцев заостренное сверху ухо и медленно сел на пол рядом с телом эльфа. Кончено. Теперь уж наверняка все кончено. Если кого после всяких растираний еще и за ухо крутанули со всей дури, а он даже не вздрогнул... значит, он не может быть живым. Кем бы ни был этот незнакомый эльф, он мертв. Окончательно и бесповоротно мертв.
Все было напрасно...
И тут ресницы окончательно и бесповоротно, по мнению принца, мертвого эльфа дрогнули, он моргнул, открыл огромные, неправдоподобно зеленые глаза и глубоко вздохнул.
— Живой? — ахнул Лерметт. — Все-таки живой?!
Он и сам понимал, что вопрос его звучит глупейшим образом — ведь покойники не моргают и тем более не дышат, даже и эльфы — но ничего не мог с собой поделать. Он ведь уже и надеяться перестал, что ему удастся отогреть замерзшего эльфа. Просто нельзя было не попытаться... а эльф ожил, и от изумления всевозможные глупости так и лезли на язык. Пожалуй, не было на свете такой глупости, которую Лерметт сейчас на радостях не мог бы ляпнуть или сотворить.
— Кто ты такой? — принц продолжал забрасывать эльфа дурацкими вопросами. — Как тебя зовут? Откуда ты здесь взялся? Что ты тут делаешь?
Едва ли он ждал ответа: трудно предположить, что белое, как снег, существо, у которого еще лед со щек не стаял, найдет в себе силы распинаться о своих намерениях и декламировать родословную. Эльф, однако, ответил, хоть и на своем родном наречии — и опять же трудно ожидать, что он сможет изъясняться на любом другом. Нет, если бы Лерметта вытащили из сугроба, а потом, едва одеялом укутав, принялись выспрашивать, навряд ли он сумел бы продемонстрировать знание языков. Навряд ли он и вообще стал бы отвечать. А вот эльф ответил — но только на последний вопрос.
— Таэ керуин, — чуть шевельнулись белые губы; иней на них пошел трещинами.
Таэ керуин. Умираю. Уж столько-то принц по-эльфийски знал. Вместе со значением слова «керуин» память услужливо подсунула принцу картинку из прошлого: вот он, совсем еще мальчишка, сидит, зажав уши, и монотонно долбит ряды эльфийских глаголов, бесконечные и запутанные, как река с притоками и рукавами: керуин, керейн, керойне... как же там дальше... а, вот!
— Эккейр, — невольно вымолвил он. Ты не умрешь. Не успел Лерметт выговорить это слово, как ему стало стыдно, будто за мальчишескую выходку. Нашел когда познаниями выхваляться! И перед кем — перед умирающим! Тем более что едва ли он верно справился с отрицательным будущим временем — кажется, оно не допускало пропуска местоимений... или все же допускало?
Иней на губах эльфа сверкнул в последний раз призраком улыбки и расплылся в капельки воды.
— Эккерейт, — поправил эльф несколько более твердым голосом. — Правдиво... нет, правильно будет — эккерейт. Или — лэн эккейр.
— Запомню, — буркнул Лерметт, чувствуя, как у него горят уши. Справиться с этим простеньким на вид словечком по-эльфийски он даже и не пытался. «Помню» — «алуин», это само собой... а вот как там дальше? «Лейр»? «Лойре»? Нет, единственное, что принц мог бы по этому поводу сказать твердо и без тени сомнений, так это «таэ аллейр» — не помню. Вот не помнит он, которое из времен тут можно применить, и все тут. Будущее ближайшее? Получится, что он это запомнит — но минут на пять, не больше. Будущее расширенное? Это которое объемлет собою тысячелетия? Да не запомнит он на тысячу лет — потому что не проживет столько. Не проживет, и все тут. Поганцы эти эльфы. Нагородили грамматику — обычному человеку не пройти, не проехать. Покуда до нужного слова доберешься, у тебя борода вырастет по пояс. Седая.
— Таэ лайри, — подсказал эльф. Голос его звучал на удивление живо — словно это и не он полчаса назад был безмолвным сверкающим изваянием в пелене кровавой изморози. — У тебя есть что попить? Горячее? Холодно очень.
Принц молча снял с огня дымящийся котелок. Надо же, до чего эльфы быстро в себя приходят. Человек бы на его месте... ну, положим, человек на его месте не выжил бы вовсе.
Таэ лайри, значит. Будущее принятого решения... или вынужденных обстоятельств? Лерметт стиснул зубы. А ведь ничего не поделаешь, придется вспоминать все, что он полагал не слишком нужным. И заново учить — тоже. Прав был отец. Да, почти все эльфы говорят на людских наречиях, и все до единого их понимают. Но ему сейчас нужно не быть понятым, а самому понять. Затем он сюда и приехал. А не понимая языка, он нипочем не поймет, как эльфы мыслят. Как мыслит даже вот этот один-единственный эльф, прихлебывающий темный горячий травяной отвар с вином. Почему он поступает так, а не иначе. Почему он говорит то, а не иное. Почему он, к примеру, едва оттаяв, так охотно болтает о пустяках... или для него это не пустяки? Вот и пойми, попробуй. Не эльф, а ходячая тайна. Загадка мороженая.
Все-таки ни одна неожиданность даром не проходит... а столько неожиданностей сразу — тем более. Не успел Лерметт вдосталь поразмыслить о жизни и смерти, а вот уже в голову лезут прихотливые, совершенно не относящиеся к делу рассуждения о грамматике — да не просто так, а сплошь с вывертом, с шуточками. И ничего удивительного. Отчаяние, прерванное прежде, чем оно успело перегореть, претворяется иной раз в очень странное опьянение. Лерметт был просто-напросто пьян, причем самым развеселым образом. Сейчас ему ничего бы не стоило не хуже Илмеррана прочитать лекцию о свадебных обычаях гномов или в пляс пуститься, невзирая на усталость... во всяком случае, мысли его именно это и сделали. Все, сколько их есть... кроме вот этой вот, самой последней.
Эта мысль, невзирая на свой мнимо разудалый вид, была никак уж не пьяной, а очень даже трезвой — и более того, практичной. И на ум она пришла вовсе не Лерметту, а — Его Высочеству принцу Лерметту, полноправному и полномочному послу. Стыдно, ох как же стыдно! Едва спасенный эльф очнулся, едва глаза открыл — а заодно с ним открыл глаза полномочный посол... вот уж от кого ни порыва радости, ни даже слова в простоте не дождешься. Это ты радуешься и смущаешься — а он отмеряет, рассчитывает, прикидывает... скотина хладнокровная! А что поделать, если должность у него такая — все использовать: и чужую жизнь и смерть, и свою собственную. Назвался государственным человеком, так и изволь соответствовать. Привыкай.
Нет.
Потому что, привыкнув быть человеком государственным, перестаешь быть человеком.
Лерметт мысленно выругал себя тремя самыми грязными и свирепыми словами, какие пришли на ум. Опьянение схлынуло, остался стыд. Лерметту было совестно перед эльфом за недавнее шевеление холодной расчетливости, пусть даже и мимолетное, пусть даже эльф ведать не ведает об этом позоре, пусть даже Лерметт никогда, никогда себе ничего подобного впредь не позволит — и ведь не позволит: подобные уроки на всю жизнь запоминаются. Все равно стыдно. Настолько стыдно, что на эльфа взгляд поднять, и то невмочь. Но Лерметт все равно заставил себя это сделать.
Эльф сидел, обхватив иззябшими пальцами опустевшую чашу. Лерметт, все еще чувствуя себя виноватым, встал, снял с огня котелок, долил в чашу горячего вина и поддернул сползающее с плеча эльфа одеяло.
Горячее темное вино оставляло на губах вкус полыни и меда — вкус августовского солнца. Эннеари прихлебывал питье очень медленно, вбирая в себя солнце каплю за каплей. Солнечное тепло пряталось в темноте вина, и Эннеари, обхватив иззябшими пальцами маленькую смешную полукруглую чашу, с наслаждением впитывал это неторопливое тепло. Оно просачивалось в его тело постепенно, как звезды сквозь покрывало ночи: вот одна сверкающая росинка просочилась через ее темное полотно... а вот и другая... и еще одна!.. нет, ну вот только на мгновение, только на этот единый миг глаза отвел — а уже все небо звездами осыпало! И в чаше с вином тоже звезды колышутся — золотые и алые... колышутся и тонут в темной глубине... а те, что над костром, не тонут... они пляшут, и каждая так и норовит подскочить выше своих подруг.
Костер, хотя и небольшой, горел ровно и жарко. Дым, прошитый золотом искр, утягивался не к выходу из пещеры, а куда-то вверх. Он был невыразимо чудесным, этот дым над костром. Чудесным был и сам костер — а пещера и вовсе была средоточием чудес. Назывались они на удивление просто: «огонь», «плащ», «вино»... наверное, чудеса и должны называться просто. Иначе за сложным вычурным названием их можно и не приметить — а как жить, если ты не видел чуда?
Внезапно восхищенный взгляд Эннеари натолкнулся даже не на чудо, а на самое настоящее волшебство. Возле кучи мерзлых окровавленных лохмотьев, вне всякого сомнения, еще недавно бывших его одеждой, лежал знакомый чехол... значит, его лук уцелел! Не потерялся и не сломался — иначе навряд ли незнакомый спаситель стал бы заботливо пристраивать чехол подальше от огня. И колчан со стрелами тоже цел... безумное, неправдоподобное, поистине волшебное везение! Один только нож и снесло прочь, остальное уцелело в сумасшедшей круговерти. Угодить в лавину — и все же... лук, колчан, узкий пояс с тиснением в виде сплетающихся трав, дорожная фляга — и зеркало!
Так не бывает!
Забыв о боли в ребрах, Эннеари привстал невольно, потянулся — и, едва удержав рвущийся сквозь стиснутые зубы стон, рухнул обратно.
— Цел твой лук. — Незнакомец обернулся к Эннеари. — Я уже проверил. Прости, что посамовольничал малость. — Его рука дотронулась до чехла. — Хочешь сам поглядеть?
— Не лук, — Эннеари помотал головой. — Зеркало.
— Держи, — усмехнулся человек. — Мне бы тоже на твоем месте убедиться захотелось. Сам в первый раз такое вижу — тебя лавиной в кровь ободрало, а зеркало целехонько.