«Рыжая».
Так резануло по ушам. Вспомнила Артема, его крепкие руки и широкую спину там, в бане. Когда он пришел и вытащил, вырвал из чужих рук. Услышал мольбу и забрал ее под свое крыло. А сегодня его не было. И от этого было так больно и обидно и… И горько. Да, было горько. Наверно так можно было описать чувство, которое она испытывала. Сидя в промерзшем бетонном переходе, грязная, в чужой куртке, как последняя бичовка.
«Где твое плечо, я устала быть сильной?»
Устала вариться в этом дерьме. Устала выживать в этом непонятном всём, когда не знала, каким будет завтра. Хотелось жить.
Хотелось его защиты, чтобы больше ни одна шваль не посмела даже косо посмотреть в ее сторону, не то, что прикоснуться.
Домой пришла почти за полночь. Варя и Федя проводили ее до самой подъездной двери, несмотря на то, что жили совершенно в другом районе.
— Ты не стесняйся, если захочешь попробовать, приходи, мы так уж и быть, не будем стучать на тебя ментам, — Варя улыбнулась, ласково приобнимая Веру за плечи, — Пока.
— Целоваться не будем, — пошутил Федя, улыбнувшись, — Пока.
Они еще раз обернулись, наблюдая как Вера заходит в подъезд, а потом взявшись за руки, скрылись в темноте.
Вера, хватаясь за перила, со стоном, от собственного бессилия поднялась к своей квартире. Поскреблась в дверь, вытирая бегущие из носа сопли, сдерживая новый поток слез. Звонить не стала, бабушка наверняка уже спала.
— Вера, мы уже волноваться нач… — Люда на ходу запахнула домашний халат и даже вышла на площадку, разглядывая Клинкову под светом подъездной лампы, — Лапушка, да кто же тебя так?
— Люд, я так больше не могу-у-у.
— Тихо, тихо, моя девочка. Давай, пойдем.
Люда крепко обхватила Веру под грудью, заводя в квартиру.
— Ну я ж тебе говорил, явится твоя Верка, загуляла, — в темном коридоре появились очертания дяди Гриши, который судя по голосу тоже еще не ложился, вместе с Людой ждал Вериного возвращения.
— Пойдем в комнату, чтобы бабушку не разбудить, — в кромешной тьме, после того как пропала последняя полоска света из подъезда, Люда стянула с Веры сапоги и поволокла ее в комнату, — А ты аптечку принеси. Побыстрее и потише.
Клинкова хлюпнула носом, отдавая уже в своей комнате, снятую чужую куртку женщине.
— Вера-а-а, — Люда ошарашено схватилась за голову, прижимая куртку к себе. В комнату зашел дядя Гриша, хрустя вафлей и сжимая аптечный чемоданчик под подмышкой.
— Верка, это че с тобой? — вдруг стал серьезным, даже жевать перестал.
— Что делать то? В милицию позвонить? Вер, ну не молчи, что случилось?
Люда пораженно прикрыла рот ладонью и Клинкова увидела, как заблестели ее глаза.
— Можно мы не будем разговаривать? — Вера захрипела, не узнавая собственный голос, — Мне нужно в ванну.
— Пойдем, я помогу, — Люда кинула куртку на пол, принимая Верину руку, медленно выходя с ней в коридор, вдогонку шикнула на мужчину, — Не вздумай разбудить бабушку. С ней будем завтра разбираться.
Женщина, еле сдерживая собственные слезы, помогла Вере раздеться, теребя в руках порванную водолазку.
— Не плачь моя девочка.
Гладила ее по голове, позволяя Вере выплакаться, пока другой рукой держала душевую лейку, открыв воду погорячее.
— Почему люди такие жестокие? Почему все это происходит со мной, Люд? Ну что я сделала такого, что меня Боженька так наказывает?
— Ангел мой, ну как тебе помочь? Ну что мне сделать? — Люда присела на корточки перед ванной, через бортик обнимая Веру, — Расскажи, что случилось. Не держи в себе, от этого только хуже будет. Кто тебя обидел?
Говорила, а сама смотрела на эти пятна, кровоподтеки, синяки, которыми была усыпано лицо, шея, грудь. В некоторых местах бедра. Мерзкие отметины от пальцев.
Вера рассказала, снова и снова заходясь в истерике, цепляясь за Люду, как за последний шанс сбежать от реальности. Она до сих пор не верила, что с ней могло случиться подобное.