— Риск всегда останется. Будут бояться прищемить палец… но, вы правы, граф! Так вообще и жить станем бояться. Хотя что-то происходит…
Он посмотрел внимательно:
— Вы побледнели, ваша светлость. Что тревожит?
— Не знаю, — ответил я сердито, — что-то происходит…
— Здесь? На корабле?
— Не знаю, — ответил я тревожно. — Знать бы! Только чувствую, как воробьи чуют приближение большой бури. Что-то надвигается.
Он кивнул, во взгляде проступило сочувствие.
— У меня тоже так бывает, — сказал неожиданно. — И часто. Тогда зажимаю себя в кулак, чтоб и не пискнуло, и… пру, как лось весной, вперед и вперед!
— И как?
Он коротко усмехнулся.
— Пока получается. Даже через океан сумел перебраться на эту сторону, чего о себе раньше никогда бы не подумал!
— Я тоже, — признался я, — узнал о себе кое-что такое, чего никак не ожидал. Еще немного, и уважать начну.
Он бросил циркуль на карту, сладко потянул спину.
— Ладно, пойду наверх. А то разоткровенничался, как женщина, потом стыдно в глаза смотреть будет.
Я проводил его долгим взглядом, Ордоньес не так уж прост, как старается выглядеть, но и я стараюсь для простых воинов выглядеть рубахой-королем, а еще ручкой-парнем, что делит с ними все воинские тяготы и потому понимает их нужды.
Карта постепенно обретает законченные очертания с трех сторон, осталась только та сторона, куда запретил лететь незримый страж, да еще береговая линия намечена только по краю, однако немалая часть архипелага уже вот она, масштаб и пропорции соблюдены. И хотя неизвестно, почти все уже на карте или только малая часть, но, чувствую, что и этого достаточно для раздумий и тревожных опасений…
Когда вышел наверх, корабль под свежим попутным ветром мчится, как будто летит, едва касаясь белых от пены гребешков волн. Паруса эротично выпуклы и тянут за собой с такой силой, что вот-вот каравелла оторвет дно от воды и взлетит, превратившись в сказочный летучий корабль.
Канаты звенят, как туго натянутые струны на луках и арбалетах, мне показалось, что куда уж быстрее, однако Ордоньес на мостике огляделся и велел бодро:
— Бизань к ветру!..
Матросы ринулись по веревочным лестницам, хлопнуло разворачиваемое полотнище, каравелла даже наклонилась вперед, как бегун на короткой дистанции, уже не скользит по волнам, а вспарывает море, как мясник тушу зверя.
Матросы остались на реях, готовые к новым неожиданным маневрам, да и нравится им, как мне вдруг показалось, вот так сидеть на высоте и посматривать свысока.
Слева проплывает остров, массивный, настоящий осколок тектонической плиты с обрывистым краем, на лодке не пристать, медленно уплывает в сторону, корабль наш словно стоит на месте, а этот каменный массив поворачивается, послушно показывает бок, пузо…
С клотика раздался вопль:
— Корабли!.. Много кораблей!.. Слева за островом…
Ни Ордоньес, ни я не успели среагировать, Ордоньес только крикнул раздраженно:
— Как много? Насколько далеко?..
И умолк, скалистый обрыв отодвинулся, открывая за ним морской простор, едва ли не до горизонта усеянный множеством мелких суденышек. Половина с одной мачтой, другие вовсе весельные, идут нам навстречу настолько близко друг к другу, что едва не цепляются веслами и не сталкиваются бортами.
— Черт бы их побрал! — прорычал Ордоньес. — Поднять все паруса!..
По кораблю раздался вопль:
— Поднять кливера! На брасах стоять!