— Обычные, — ответил я. — Ожидал, если честно, большего разнообразия.
Он посмотрел на меня несколько странно.
— Что? — спросил я.
— Да так, — пробормотал он. — Каких же вы чертей… и где навидались… если эти вам кажутся обычными?
— Путешествовал, — ответил я туманно. — Люблю разнообразие.
Он вздохнул.
— Я тоже. Пойду еще осушу пару кубков… или кувшинов, если успею. Когда еще вот так придется в следующий раз, словно в кабаке, но… в королевском дворце! Как подумаю, что вокруг не портовые шлюхи, а настоящие маркизы, то кровь вскипает!
— Да и ты уже барон, — напомнил я. — Забыли, ваша милость?
После его ухода я перебрал в уме все разговоры, взгляды, восстановил в памяти кто как держался, вроде бы нигде не прокололся… особенно, а мелочи здесь не замечают, не мелочные.
Утренний воздух дик и свеж, верх серой каменной стены стал красным, заискрился, а пурпурность поползла по камням вниз, возвещая восход солнца.
За дверью послышались голоса, стук тяжелых подкованных сапог, дверь распахнулась, я увидел ухмыляющиеся рожи своей команды, а за ними лес копий со стальными наконечниками.
В комнату вошел баннерет Матиус, учтиво поклонился.
— Сэр Ричард, — произнес он ровным голосом. — Его Мощь пошел навстречу вашему пожеланию поскорее продолжить ваши поиски северного материка и велел мне проводить вас до ваших кораблей, и проследить, чтобы вы остались всем довольны.
Я ответил искренне:
— Дорогой сэр Матиус, я уже доволен. И команда моя довольна. Передайте Его Величеству… Его Мощи, как вы понимаете, мою благодарность и даже признательность.
Он снова поклонился.
— С великим удовольствием. Слово в слово.
Он пошел со мной рядом, остальные топали следом, от них несет такими волнами вина, что да, они признательны, еще как признательны.
Ворота перед нами распахивали загодя, народ расступался, давая дорогу. Многие кланялись, я перехватил их взгляды, обращенные к Матиусу, баннерет идет с поднятым лицом, глядя прямо перед собой, хотя, думаю, замечает, что делается от него справа и слева.
Я оглянулся на многочисленный отряд стражи, теперь в самом деле похожей на роту почетного караула.
— Дорогой сэр Матиус… вы показали себя верным подданным и в то же время любезным рыцарем… Но позволительно мне будет спросить…
Он посмотрел настороженно, не поворачивая головы.
— Попытайтесь. Но ответ не обещаю.
— Вы очень осторожный человек, — похвалил я. — Вам бы не в баннеретах оставаться, а в стратеги… Почему Его Мощь прибег к такому сложному и долгому пути хитрых расспросов, вместо того, чтобы подвергнуть меня, скажем, пыткам?
Он наконец повернул голову и посмотрел с некоторым недоумением на честном, видно, что не гуманист, лице.
— Полагаете, это что-то бы дало?
— Нет, — ответил я честно, — не дало бы. Но все-таки?
Он пожал плечами.
— Во-первых, и вы это знаете, даже самые жестокие пытки способны сломить только грубые натуры, а люди чести в состоянии держаться до конца… Это простолюдины кричат, визжат, стонут, готовы предать сразу всех и вся, а люди благородные терпят молча, а находятся герои, что смеются под пытками или распевают песни, насмехаясь над палачами.
— Спасибо, сэр Матиус.