Читать книгу «Цикл "Ричард Длинные Руки". Компиляция. 1-28» онлайн.
— Изыди! — возопил священник. Он держал перед собой огромный крест, заслоняясь как щитом. — Во имя Господа!.. Изыди!!!
Я отступил, сказал Бернарду негромко:
— Пойдем отсюда. Ты видишь, я на него как действую.
На залитом солнцем дворе оба ощутили себя словно бы в безопасности. Я направился к лошадям, Бернард вдруг сказал:
— Погоди. Ты сам сказал, что это ты на него действуешь.
— Сказал.
— Подожди здесь. Попробую без тебя.
Он почти бегом вернулся обратно, хлопнула дверь, исчез. Я вошел в конюшню, и здесь монахи молодцы, чисто, как в операционной, кони здоровые, выглядят бодро, от скуки едва не разносят стойла, сила играет. Я погладил одного по вытянутому носу, рука не дрожала, хотя, если честно, внутри меня трясется, как овечий хвост. Да, я пришел из мира, где церковь, так сказать, отделена. Кто хочет, ходит к этим шаманам и целует попам немытые руки, разнося микробы, а кто не хочет, тот вообще не вспоминает о таком анахронизме, как религия. Есть чудаки, что строят капища и поклоняются древним богам, есть поклонники Дьявола — все это игры, такие же, как гонки на виртуальных машинах. Я отношу себя к свободным людям, которые вообще не вспоминают о вере, церкви, Боге, религии.
Бернард явился пошатывающейся походкой сильно избитого человека. Или смертельно усталого. Я шагнул навстречу, поддержал его под руку. Его широкое лицо стало непривычно бледным, пожелтело, осунулось.
— Нет-нет, — ответил он на мое молчаливое предложение, — отдыхать некогда. Вернемся к нашим.
Я все еще поддерживал его, своего господина, я ж оруженосец, он в самом деле тяжел, как три шишкинских медведя. Бернард тряхнул головой, но глаза оставались затуманенные, то ли излишней ученостью монахов, то ли страхом.
— Ну что? — спросил я наконец. — Что он сказал?
Мы медленно шли через двор, Бернард заговорил нехотя, в голосе старого воина я услышал хрипы:
— Самое лучшее… самое лучшее, что мне бы сделать… а может, и сделаю… это топором тебя по голове. А потом сжечь труп, а пепел развеять.
Меня продрал мороз, воображение у меня живое, к тому же я из мира, где страшатся даже прищемить пальчик.
— Что случилось?
Бернард сказал несчастливо:
— Дернуло же меня за язык… вступиться за тебя! А что теперь? Ты едешь с нами…
— Что он сказал? — повторил я.
— Он сказал… он сказал, что у тебя нет ангела-хранителя.
— Ну нет так нет, — ответил я уязвленно, — я уже взрослый. Мне сопельки утирать не надо. Значит, Господь мне доверяет больше.
Бернард отшатнулся, широкое круглое лицо вытянулось, как у коня. В глазах метнулся страх.
— Несчастный, — вскрикнул он непривычно торопливым голосом, так непохожим на его густой размеренный бас. — Пади на колени и проси дать тебе ангела-хранителя!.. Иначе обречен! Нельзя, нельзя без проводника в этом страшном мире…
— У меня нет другого мира, — ответил я горько.
— А тот, высший? Мир, где обитают наши бессмертные души?
Он суетливо перекрестился, став похожим на нашего мэра, у того тоже такая же широкая морда, и крестится похоже.
— Мухи отдельно, — отрезал я, — котлеты отдельно.
Но на душе было гадко. Бернард отстранил мою руку, другой прикрыв глаза, чтобы даже не встречаться со мной взглядом, будто я василиск или Азазелло, жестом отослал меня прочь, а сам чересчур поспешно ушел в конюшню. Я вернулся в помещение, выделенное нам, побродил, натыкаясь на столы и лавки. От разогретых за день солнцем каменных стен несет почти животным теплом, но я чувствовал, как по рукам пробегает дрожь, забирается вглубь и так мелко-мелко трясется в подленьком страхе мое интеллигентное сердце.
— Не надо, — сказал я вслух, убеждая сам себя и чувствуя, как это звучит красиво, возвышенно, но неубедительно. — Не надо мне никаких ангелов, пропагандистов, СМИ, проводников, поводырей, агитаторов! У меня есть голова. Своя. А в ней даже есть мозги!.. И разберусь сам.
Темная комната внезапно вспыхнула. Я отшатнулся, ослепленный, обеими руками прикрыл лицо. Сквозь растопыренные пальцы видел только блистающий огонь, что залил все, будто прямо в комнате вспыхнуло солнце, а я прямо на его поверхности… Внутри огня высветилась фигура еще ярче, слепящая, чистая настолько, что у меня пересохло во рту и во внутренностях.