И кажется, мой нежданный любовник был со мной в этом согласен.
Стон сорвался с губ, когда шершавый, горячий язык прошелся вдоль шеи, когда клыки прикусили кожу у ключицы, когда его губы сомкнулись на соске.
Будто взрыв пересмешника в руке, будто водяной плетью по оголенным нервам.
Я впилась ногтями в широкие плечи, выгнулась, чувствуя танец наглого языка на моей груди, вздрагивая от ощущения колючей щетины на собственной коже.
И от каждого нового жалящего поцелуя, от каждого следующего укуса металась и выгибалась все сильнее и отчаяннее.
Мне хотелось большего, мне было мало.
И мужчина вжимал, втискивал меня в себя до синяков и черных точек перед глазами. Терзал и мучил, спускаясь от груди к животу и ниже, к развилке бедер.
Когда его дыхание обожгло бедра, когда он шире раздвинул мои ноги, я задохнулась, вскрикнула глухо, дернулась, прижимая его голову крепче к себе.
И потерялась в собственных чувствах и ощущениях. Удовольствие скапливалось, скручивалось, рвало на части, будто дикий зверь.
А потом незнакомец сжал клитор зубами, втянул его в рот, ввел в меня палец, и я вцепилась отросшими клыками в собственный кулак, чтобы хоть как-то заглушить собственный яростный крик, когти на другой руке впились в спину мужчины. Запахло кровью. Так сладко, так невероятно вкусно. Разве может кровь пахнуть так?
- Нет, - его глаза оказались на против в следующий же миг, он с силой отвел мое руку от лица, - кричи для меня, путница. Царапайся и кусайся, разорви в клочья, если хочешь. Я хочу слышать тебя, мне надо чувствовать тебя.
А я смотрела в его глаза и не могла сделать следующий вдох, не могла ничего сказать. Только смотреть и ощущать давление, голод, похоть.
И он прикусил мою нижнюю губу, слизывая карминовые капли языком и, словно окончательно потерял контроль. Зарычал, дернулся, еще шире развел мои ноги и ворвался внутрь.
Боль не стала неожиданностью, не прогнала наслаждение и удовольствие гуляющее в крови, но все-таки вырвала из груди неясный всхлип, заставила на миг замереть под незнакомцем.
И он застыл надо мной, глухое, низкое, звериное рычание зародилось в его горле, мужчина оторвался от моих губ, заглянул в глаза, слизывая мою кровь.
- Не останавливайся, - прошептала я хрипло. – Не дай этой ночи закончиться болью.
И еще один тягучий рык, и длинные пальцы на сосредоточении моего удовольствия, и губы, снова ласкающие шею и грудь.
Мне хватило нескольких вдохов, пары его движений, чтобы забыть про боль, опять потеряться в его движениях, жаре и поцелуях, чтобы снова дрожать от яростных толчков.
Я подавалась ему на встречу, дрожала, стонала и снова кусалась, слизывая кровь с его ключиц, впрыскивая ему под кожу собственный яд.
И мой незнакомец вжимал, вдавливал меня в себя, с таким отчаяньем и с такой силой, что снова кружилась голова.
Пульс дрожал в горле, стоны все громче и чаще и удовольствие стискивающие меня в безжалостных, железных кольцах.
Невозможно.
Невероятно.
Так не бывает.
- Я больше не могу, - хрипло, драно, жалко. Я просила его сама не понимая, о чем. Болезненно-острое наслаждение, тягучее, обжигающее.
- Кончай, - как приказ, как удар, как последняя капля, и пальцы сильнее надавливают на клитор и гортанный, будто чужой крик рвется с моих губ, и когти снова царапают плечи, а клыки впиваются в шею, словно я вампир, и вкус чужой сладкой крови взрывается на языке.
И гул, звон, натужное эхо в голове и ни единой мысли.
Так не бывает.
И после я могла только крепче приживать его к себе, только прижиматься сама теснее. Только слушать как он рычит, чувствовать, как дрожит, как следует за мной.
Я пропустила момент, когда отключилась, когда сон, подкравшись, будто вор, утащил меня в пустоту и темноту.