— Намек на исправившуюся блудницу? — спросил я.
Он покачал головой.
— Скорее, чисто житейское. Женщины должны видеть, что церковь их чтит так же, как и мужчин. Вообще, сын мой, в отношении их пока много неправедного. Церковь старается это поправить.
— В смысле?
Он пояснил кротко:
— Женщина — первое человеческое существо, попавшее в рабство. Женщина стала рабой еще тогда, когда рабов не существовало. Но церковь медленно поворачивает громоздкий корабль человеческого мнения в правильную сторону.
Я удивился:
— Церковь? А я думал… гм…
Он кивнул.
— Отцы церкви смотрели дальше нас. Святой Августин изрек: если бы Бог назначил женщину быть госпожой мужчины, он сотворил бы из головы, если бы — рабой, то сотворил бы из ноги; но так как назначил быть подругой и равной мужчине, то сотворил из ребра. Так что, сэр Ричард, нравится нам это или нет, но церковь уготовила в будущем женщине те же права, что и мужчине.
Я покрутил головой, сказал озабоченно:
— А про обязанности святой Августин ничего не говорил? А то женщины за права ухватятся охотно, эти лисы ничего из рук не упустят, но обязанности брать на себя не восхотят.
Он развел руками.
— Привыкнут. Возьмут. Никуда не денутся. Прав без обязанностей не бывает.
— Жуткое будущее рисуете, — сказал я. — Не могу даже представить такой страх. Ишь, равные права… Как? Обращаться с нею надо с крайней осторожностью, так как Господь сделал ее из кривого ребра. Не сумел или не захотел создать ее прямее, так что если захочешь выпрямить — поломается, а оставишь в покое…
Отец Дитрих вздохнул и закончил:
— …станет еще кривее. Ты пришел, сын мой, сказать что-то тревожное о положении в Геннегау?
— Во всем королевстве, — уточнил я. — У меня странное ощущение, что активизировались некие силы… возможно, даже противоположные, с нашим приходом сюда. Плюс приманка в виде Тоннеля в северные королевства. Я хочу съездить в Тараскон и посмотреть, как там продвигается строительство порта.
— А Гандерсгейм?
Я скривился.
— Что мне все напоминают об этом маркизате? Там ждет не одиночное сражение, а длительное выдавливание противника с его мест, строительство крепостей и новые осторожные наступления… пока не прижмем последних защитников к Хребту или не загоним по ноздри в океан. Войска выступят не раньше, чем через неделю, а до первых соприкосновений с противником пройдет еще две.
— Если не больше, — согласился он. — Но все же не разбрасывайся, сын мой. Твои силы тоже не бесконечны.
— Не разбрасываюсь, — сказал я тоскливо. — Меня просто разрывает жажда все успеть и везде быть одновременно. Что делать, я слаб.
Он вскинул брови в безмерном удивлении.
— Почему так решил?
— Потому что это слабость.
Он покачал головой.
— У слабого нет слабостей. Слабости — качество сильных.
Из собора я вышел, заручившись обещанием отца Дитриха и с его стороны присматривать за ситуацией в Геннегау, а то энергичные лорды наломают не только дров.
Меня ждали, я заверил, что все благополучно, добавочные меры по безопасности приняты, церковь отныне тоже на страже, возвращайтесь к делам, хватит пировать.