Я вернулся во дворец, вышел на балкон и подставил небу разгоряченное лицо. Город затих, дворец окружен огромным садом, только догадываюсь, что лавки закрыты, зато гостеприимно распахнуты двери постоялых дворов с их харчевнями, народ продолжает веселье, но здесь тихо, темно и лунно, верхушки деревьев серебрятся в призрачном свете, внизу кромешная тьма, зато воздух медленно свежеет…
Рядом бесшумно появилась фигура, человек точно так же облокотился о каменные перила и задумчиво смотрел в темный сад, печально тонущий во тьме. Худое лицо с острым, как лезвие боевого топора, профилем показалось печальным.
— Тяжела ноша государя? — спросил он с сочувствием.
— Вам не понять, — ответил я. — У вас прекрасная роль, сэр Сатана. Хотя больше годится для подростков. Все подвергай сомнению! И осмеянию, конечно.
Он повернул ко мне голову. Лицо очень серьезное, но в глазах в самом деле сочувствие.
— Человечество расстается со своим прошлым смеясь.
— Сказано красиво, — согласился я, — а у нас ради красного словца продадут и Отечество, не то что родного отца. Но если в прошлом узнали, что дважды два равняется четырем, как могу отказаться от такой истины?
— Вы же знаете алгебру, — произнес он с мягким укором. — Зачем вам два и два?
— Вся алгебра стоит на дважды два, — возразил я. — Вы стараетесь снова повести людей по пути науки и техники и всерьез уверены, что старые истины только тормозят прогресс? И что все предыдущие катастрофы были… м-м… случайны?.. И при более осторожном обращении ничего такого больше не произойдет?
Он проговорил с некоторым напряжением:
— Да, я в этом уверен.
Я стиснул челюсти, сам же совсем недавно так думал, а себя считал отважным богоборцем и смеялся над теми дураками, что во что-то тупенько верят, а я вот отважный и независимый, не верю ни во что и никому не кланяюсь.
— Сволочи останутся ими, — сказал я, — хоть с бронзовым топором, хоть с… оружием помощнее. Согласны?.. Но сволочь с топором не так опасна.
Он поморщился:
— Вы все еще верите, что религия в состоянии обуздать наследие Змея в человеке?
— Уверен.
— Даже после того, как поговорили с высшими иерархами Церкви? И убедились, какие это мелкие и злобные ничтожества?
Я запнулся с ответом, перед глазами всплыло яркое до отвращения лицо кардинала и злобные морды его прелатов. Даже отец Раймон не союзник, зря старался наклонить меня им под ноги. Даже во спасение.
— Мелкие и злобные, — согласился я. — Еще и подловатые… Передергивают, подтасовывают, всех бы троих утопил в отхожем месте. Редкостные сволочи! Говорят, таких поискать, но для меня нашли… И хотя я вышел из детского возраста, когда на основании единичного факта делают вселенские обобщения, но и мне хочется сказать, что вся религия — говно! И вся Церковь — говно!
Он спросил с интересом:
— И что вам мешает сказать?
Я вздохнул:
— Потому что не ребенок. Уже знаю, что если кто-то полное говно, то необязательно, что и все остальные люди на свете — в коричневом. К нам прислали троих законченных мерзавцев. Я их ненавижу. Но значит ли, что должен ненавидеть и Церковь?
Он пождал плечами:
— Для того чтобы узнать вкус дерьма, необязательно выжрать целое ведро.
— Красиво сказано, — согласился я. — И вроде бы убедительно. У нас народ такой, дай красивую хлесткую фразу, и укроются за нею, как за щитом. Ничего больше и слушать не захотят. Я не спорю, вы мастер полемики. Непревзойденный!.. Лучший из лучших.
Он улыбнулся, кивнул:
— Спасибо. Должен признаться, вы правы.
Я сжал челюсти и сказал твердо:
— Единственный путь… это идти дальше. Не слушая ваших вроде бы мудрых и разумных доводов.