Он наблюдал за мною из-под странно безбровых глаз, где нет даже намека на ресницы. Лицо крупное, костистое, как и сам он, несмотря на худобу, жилист и крепок, и только крайняя интеллигентность в каждом слове и жесте выказывает, что не воин, а мыслитель.
— Вы сумеете, — повторил он мягко, — у вас напор молодости и мудрость стариков. Даже не знаю, как удается сочетать…
— Очень просто, — ответил я с бодрой ухмылкой. — Напор и дурость от меня, мудрость — от моих наставников. Я часто говорю, что молод, но старые книги читал… Однако, знаете ли, в это трудно поверить, но я их в самом деле читал!
Он застенчиво улыбался, почти ничего не ел, блюда слишком скоромные, и хотя сейчас не пост, но добродетельные не чревоугодничают и в те дни, когда «можно».
Сэр Растер громовым голосом провозглашал тосты, их встречали дружным ревом одобрения, отец Богидерий посматривал на него с опаской.
— Этот доблестный рыцарь, — спросил он опасливым шепотом, — никогда не снимает доспехи?
— Многим суждено родиться в рубашке, — объяснил я, — но лишь сэру Растеру повезло родиться в доспехах.
Он пробормотал в сомнении:
— Господу виднее, что он делает.
Пир продолжался всю ночь, я покинул гуляк довольно быстро, у выделенной мне лучшей комнаты уже охрана, на меня не повели и глазом, не рыцари, чтобы преклонять колено по каждому поводу.
Поспал я с огромным удовольствием, долго и до позднего утра, чего не случалось давно, пробудился под истошные крики петухов, тоже мне рыцарский замок, еще кур бы завели…
Да вообще-то куры как раз и есть, когда въезжали в замок, они прыснули из-под копыт. Незамутненная идиллия…
Отец Богидерий с утра отправился осматривать часовню, я велел представить перед мои ясны очи управителя замка, он прибежал, запыхавшись, извинился, что не явился в момент, был далеко, а так вообще-то торопился.
— Что здесь, — прервал я, — за рудники? Что добывают? Сколько?
Он развел руками:
— Увы, ваша светлость, нет в этих землях ни золотых жил, ни даже серебряных…
— Этого и не надо, — прервал я в нетерпении. — Все куплю — сказало злато, все возьму — сказал булат, не слышал? Будет у нас вдоволь железа, все золото мира будет нашим!
Он закивал, думая, что говорю о завоеваниях, хотя по лицу ликования не заметно, не воинственный, значит, что и понятно, управитель, а не конкистадор.
— Железной руды много, — объяснил он торопливо с виноватостью в голосе, — только добываем понемногу.
— Почему?
— Простите, ваша светлость, но куда ее девать? Добываем столько, сколько запрашивают оружейники, кузнецы… У нас и так слитки готового железа в сарае не помещаются.
— Запросы будут, — сказал я. — Веди, посмотреть изволю. Да, надо отца Богидерия позвать…
Отец Богидерий в часовне стоял на коленях и молился, когда мы зашли и остановились на пороге. Часовня стандартная, ничего лишнего, все достаточно аскетично, в духе всего замка. Только на своде достаточно красочно нарисованы светлые ангелы, что побивают темных и сбрасывают в красное такое озеро, то ли с кровью, то ли лавовое.
Сэр Растер шел навстречу, заглянул и буркнул:
— Опять молится. Сколько в него влазит?
Я сказал негромко:
— Основная мысль человека есть мысль о Боге. Основная мысль Бога есть мысль о человеке, а не об ангелах, которые вроде бы ему ближе. На самом деле Богу нет ничего ближе, чем человек. И когда одни ангелы восстали против Господа, он даже ухом не повел в их сторону.
— Но ведь, — сказал Растер неуверенно, — Господь же низвергнул…
Я пояснил:
— Читайте, дорогой друг, Священное Писание, а не придумывайте небылицы!.. Господь и пальцем не пошевельнул. С восставшими справились ангелы со главе с архангелом Михаилом. А Господь думал о человеке, а на такую хрень, как взбунтовавшиеся ангелы, и внимания не обратил! Вот что значит забота о человеке.