Я огрызнулся:
— А вам откуда знать? Всегда с улыбочкой. Щас я вам ее сотру!..
Он слушал так же хмуро про нелепое поражение, что я потерпел исключительно по своей дурости и самоуверенности.
— И что теперь будете делать?
Я прорычал:
— Как что? Все должно идти как задумано! В смысле цель должна быть достигнута, а уж каким путем к ней идти…
— Ну-ну?
— Для начала, — сказал я, — установить заградительные пошлины. Мы должны защищать отечественного производителя. Теперь земли сэра Сулливана…
— Барона Сулливана, — ехидно вставил он.
— Барона Сулливана, — согласился я. — Да, земли барона Сулливана принадлежат практически другому государству, так что мы даже налогов с него получать не можем.
Он думал недолго, его мысль может быть изощренной, но когда нужно, она похожа на длинное рыцарское копье, что не знает изгибов.
— Значит, задушим голодом?
Я покачал головой:
— Ну что вы, барон, слова такие употребляете! Задушим, замочим, зачистим, уберем… Мы же культурные люди! Просто применим экономические санкции. Если сулливановцы будут упрямиться слишком долго, мы потом придем в их опустевшие земли, уберем скелеты умерших от голода и великодушно примем территорию под нашу юрисдикцию.
Он посмотрел на меня пристально:
— А вы крепкий орешек, сэр Ричард. Так или иначе, но добиваетесь своих целей.
Примчался монах и без обычного смиренного поклона пригласил меня немедленно идти с ним к великому кардиналу и его прелатам. Я поднялся из кресла, быстро закипая, гнев бьет в голову, как волны прилива в скалистый берег.
— Что-то ты, братец, — процедил я, — смирение слишком быстро теряешь. Аль гордыня дьявольская опутала?
Он посмотрел на меня бесстрашно, будто мечтает взойти на костер за веру:
— Я служу Господу, сэр Ричард.
И этот, мелькнула мысль, перестал называть меня вашей светлостью. Дела совсем плохи, если судить по таким малозначащим вроде бы признакам.
Я переступил порог и сразу же отвесил общий поклон. «Смиряй гнев свой, — напомнил внутренний голос. — Смиряй, не давай ему вырваться наружу. Эти сволочи нарочито провоцируют, разве не видишь?»
— Доброго здоровья, святые отцы, — сказал я. — И хорошей работы на благо Церкви.
— Во имя Господа, — ответили они неохотно, я, как подсудимый, не должен получать инициативу ни на минуту, — все нами делается, сэр Ричард, во имя Господа, а не Церкви.
— Уверен, — сказал я, — эти понятия идентичны. Вы меня приглашали, святые отцы, или это я сам нечаянно зашел, потому что очень уж восхотелось вас увидеть?
Кардинал посмотрел на меня с угрюмой враждебностью.
— Не острите, сэр Ричард, — посоветовал он ледяным голосом. — Мы прекрасно видим, как вы к нам относитесь. И это вам тоже не добавляет симпатии. Нами получены сведения, что вы повесили церковных проповедников, перед тем как бросились усмирять мятежного лорда…
— И которого не усмирили, — добавил отец Габриэль с ядовитой улыбочкой.
Гнев бьется в череп горячими волнами, я чувствовал, что краснею, эти гады решат, что от стыда, а это как раз злость…
— Брехня, — сказал я резко. — Я повесил лжепроповедников!