Я сказал радостно:
— Чего вытаращил зенки? Я его сам отправлял с того берега!
Бобик ринулся вперед, как стрела, но тут же опасливо вернулся и уставился блестящими от возбуждения глазами: не чудится ли ему, что снова вместе, снова в пути, снова без множества надоедливых людей.
— Я тебя люблю, чудище! — крикнул я весело.
Он завизжал, подпрыгнул на всех четырех, ухитрился лизнуть меня и снова унесся вперед напролом, срезая зигзаги. Огромный черный арбогастр мчался следом, как сгусток гремящего мрака. Земля стонет под его весом, а от широких, как тарелки, копыт остаются глубокие следы. Я старался не зарываться в густую гриву, это мое королевство, и я отвечаю за него, что бы там ни говорили о короле Кейдане.
Справа и слева навстречу струился блистающий мир, сливаясь в яркие солнечные полосы, исчезал за моей спиной. Я не успевал рассматривать то, что близко, но надо мной все то же синее небо, а под копытами коня мерцающая поверхность, что становится то зеленой, то серой, то песчано-желтой.
Из-за невысокой горной гряды выдвинулся лес мачт, Бобик оглянулся и требовательно гавкнул.
Я крикнул возбужденно-радостно:
— Держись ко мне поближе! Я не хочу сделать подданных заиками.
Вдали на якорях три больших корабля со спущенными парусами, но у береговой отмели множество рыболовецких лодок, простых и незатейливых, которые не жаль и потерять, если нагрянут пираты.
Сожженную пристань не восстановили и, похоже, восстанавливать не собираются. Страх перед пиратами слишком велик, я чувствовал, как во мне разгорается гнев, но заставил себя вспомнить, что это же мои долгожданные корабли адмирала Ордоньеса, и направил Зайчика прямо в порт.
На пирсе несколько оборванных бродяг, уже пьяные, прокричал с седла:
— Где сейчас адмирал Ордоньес?
Один, наиболее трезвый, ответил заплетающимся языком:
— У бурграфа города… сэра Ричарда… Господи, да это и есть наш господин!.. Счастье-то какое…
Остальные повернулись и уставились сияющими, как у Бобика, глазами, только что хвостом не завиляли.
— Это хорошо, — крикнул я. — Но где у него? В ратуше?
— Нет, — ответил он с готовностью, даже протрезвел чуть, — в вашем собственном доме!
— Моем?
— Да, — ответил он счастливо. — У вас могли бы разместиться команды всех трех кораблей, но матросов разобрали по домам жители! Всем хочется услыхать, как там за океаном…
— Ага, — сказал я. — Понятно, что непонятно. А теперь скажи, что у меня там за дом появился, а то раньше вроде бы не было.
Он расплылся в улыбке шире:
— Городской совет постановил, что у бургграфа должен быть свой дом. Это значит, чтобы у вас значимость была выше, а то вдруг начнут забывать… А городскому совету ваш авторитет важен, правят от вашего имени они…
— Молодец, — одобрил я, — соображаешь. Так что за дом?
— Бывший Бриклайта, — сообщил он. — Целый особняк! Чего ему пустовать? Больше его нет вообще во всем городе.
— Гм, — сказал я, — м-да… Мне понятно, там жить не захочется, воспоминания скверные, но для гостей…
— И для престижу!
— И для престижа, — согласился я. — Спасибо! Зайчик, вперед!.. Бобик, не отставай.
Особняк Бриклайтов, пусть горят в аду все, все так же, как гора, гордо высится над соседскими домами. Вокруг неплохой сад, да еще и отгорожен высоким забором из металлических пик, сад уже выглядит запущенным, хотя я вроде бы совсем недавно здесь воевал с хозяевами, но ворота все так же надменно и помпезно заявляют, что этот особняк принадлежит хозяевам города.
Ну да, теперь уже хозяину.